Медиа полны информации про самоизоляцию, музеи переходят на экспериментальных форматы работы, в которой превалирует онлайн-формат. Раньше критика медиа аппелировала к тому, что как только ты дома открываешь Facebook-ленту или ленту Twitter’а, начинаешь общаться с людьми, реагировать на политические и социальные новости, запускаешь в свое личное пространство общественное, а твой дом становится полем дебатов и социальной активности. Личное пространство сужалось. Но это было раньше. Теперь никто не обратит внимание на стрим в Instagram из кухни или спальни. Публичное пространство в подлинном смысле — исчезает, — писал в русском предисловии к книге «Год невозможного» (2012) Славой Жижек. И вот оно почти исчезло. Общественное пространство действительно трансформировалось: культурные центры, музеи, кинотеатры, театры, рестораны и кафе, спортзалы и торговые сети, — все закрыто. Это общее пространство сузилось до улицы, продуктовых магазинов и аптек, в которых также не всегда может быть безопасно. Местом спасения в таких условиях становится именно личное пространство, огражденное и изолированное от других, часто даже родных и близких. Безусловно, «домашние эфиры» все также стирают границу между общественным и личным, и теперь, например, в спальне Робина Вильямса может оказаться не только его родные, но и тысячи людей по всему миру. Но происходит это скорее из-за чувства солидарности и единения, желанием поддержки и близости, а не вследствие борьбы. 

Многие философы и политики уже сравнили коронавирус с военной ситуацией. Славой Жижек в тексте ‘What I like about coronavirus’ by Slavoj Žižek (переклад тут — прим. ред.) обратил внимание на то, насколько схожи действия правительств по отношению к коронавирусу на то, если б это была военная мобилизация. Впервые за последние 15 лет канцлер Ангела Меркель выступила с экстренным обращением к своим согражданам, призвав к единению и сопереживанию. Телеграм-канал «Протесты в мире», на который я подписана, постоянно обновляет информацию по зараженным и умершим по всему миру, политику правительств и информацию о передвижениях. В связи с коронавирусом многое, к чему мы привыкли и что ценили, меняется — закрываются границы, усиливается контроль со стороны государства за твоим личным передвижением, вплоть до административного правонарушения и лишения свободы. В одних странах закрывают тюрьмы, в других — выпускают заключенных, в том числе и политических. 

Границы — в самом широком значении трансформируются, от личных до общественных и политических. Теперь — не открытость границ, а их закрытость — высшая ценность, потому что как только ты выйдешь за пределы своей границы, ты можешь автоматически разрушить границу другого. Читай — не только границу, но и жизнь. На этом фоне будто на лакмусовой бумажке проявляется настоящая близость, проявленная в самых неожиданных для нее формах и форматах, где отказ не видеться с близкими — это тоже форма близости и проявления любви. 

Часто в фантастических фильмах цивилизации поглощали вирусы и пандемии, страх и уязвимость человечества перед такими невидимым злом связано как раз с его невидимостью и необъяснимостью. В уже упомянутом предисловии к русскому изданию «Года невозможного» Жижек пишет: «Более чем когда-либо в обществе правит абстракция». Я бы сказала — абстракция и воображаемое, которое в фантазиях человека обретает необъятные формы. Мы живем в будущем, которое уже наступило. В нем было многое — и воины, и пандемии, и повсеместное насилие. Посмотрев на все это, мы не сможем встать, как в кинотеатре и покинуть зал, переместившись в безопасное пространство. Одной из черт пандемии стала уязвимость, которая затронула каждого вне зависимости от возраста. Страны с низкими доходами, непризнанные республики и квазигосударства оказываются в еще более сложных обстоятельствах в борьбе за свое выживание. А социально незащищенные группы подобных незащищенных государств и формирований оказываются в еще более жестоких условиях. Но, вместе с ними может оказаться любой, кто не смог адаптироваться к новой реальности и потерял работу. 

Сейчас ученые разрабатывают варианты дальнейшего развития, выдвигают предположение того, когда пандемия пойдет на спад и закончится карантин. Но то, что происходит, уже трансформирует социальные связи и социальную жизнь человека, меняя его привычки, быт, работу и, часто, ценности.