Вакансії

«Я тебя нарисовал, только так и не познал твоей любви»

exc-5eb27b46b97ad64002115859
exc-5eb27b46b97ad64002115859

«БДСМ-2222» — художественная работа, созданная Даниилом Галкиным в 2011 году в рамках выставки 20-ти номинантов в PinchukArtCentre. В дальнейшем была представлена в других галереях и музеях, лично я впервые увидела ее на выставке «Неслухняні тіла» в 2019 году [1]. «БДСМ-2222» — это пример искусства, производящего впечатление. Не кратковременное, уходящее как вода в песок едва покинешь пространство экспозиции, а как раз такое, что день за днем заставляет возвращаться мысленно к увиденному в попытке понять, что же именно нам было показано.

Формально работа представляет собой ряд изображений [2] (с комментарием) детей, взаимодействующих друг с другом и с предметами, а также текст аннотации/экспликации.

Даніїл Галкін, альбом «БДСМ-2222», 2011 р. Фото с выставки «Неслухняні тіла», 2019

Даніїл Галкін, альбом «БДСМ-2222», 2011 р. Фото с выставки «Неслухняні тіла», 2019

В содержательной части можно выделить три основных темы — это детская сексуальность, БДСМ и тюремная культура. Они тесно спаяны друг с другом формой и нарративом. И хотя связи между ними на первый взгляд не очевидны, а авторское определение «общего» скорее похоже на несколько литературное мифотворчество, само высказывание предельно цельное и считывается практически без помех. Внимательное рассмотрение отдельных элементов работы даст нам понимание социокультурного базиса, на котором строится данное художественное произведения.

Даніїл Галкін, альбом «БДСМ-2222», 2011 р.

Даніїл Галкін, альбом «БДСМ-2222», 2011 р.

Начнем с детской сексуальности, которая в аннотации к работе определяется как предмет художественного исследования. Утверждаясь через сомнение («чи є діти сексуальними істотами?» [3]), она мягко занимает позицию не столько естественного, сколько дозволенного под личиной естественного. Естественным в данном случае следовало бы считать не природное или биологическое, а то, что присутствует до языка — существующее вне речи, вне текста, вне знака. Однако автор выбирает для построения высказывания более привычные понятия — «врожденное» и «признанное авторитетом». Это дает определенный зазор, в рамках которого можно свободно перемещаться между мнениями и оценками (утверждение на уровне «обывателя», утверждение на уровне «ученого»). Отвечая на вопрос, «что такое детская сексуальность?», на образы дошколят Галкин натягивает костюм взрослого человека и, по всей видимости, этот человек — цисгендерный мужчина [4]. Изображения детей сопровождаются фаллическими объектами (которые вполне безобидны лишь до тех пор, пока мы не начнем вглядываться в то, кто и с какой целью ими оперирует) — классический признак того, что перед нами набившее уже оскомину воспроизведение «мужского» взгляда на любую сексуальность, которую этот взгляд присваивает и универсализирует. Казалось бы, ребенок — это самый что ни на есть «Другой» [5], а все, что касается «Другого» есть место для мысли, отличной от господствующей. Однако помыслить сексуальность «Другого» не через свою сексуальность (не через свой опыт, не через свое желание, не через свою травму) оказывается невыполнимой задачей для того, кто не видит «Другого» в упор. Оральное, генитальное и анальное воспринимаются как единственно возможные точки соприкосновения автором, чья задача максимально точно (то есть конвенционально) показать, что речь идет именно о сексуальности, а не о случайных телодвижениях. Мальчик прижимается пахом к ягодицам мальчика. Мальчик прижимается лицом к паху девочки [6]. Мальчик предлагает мальчику взять в рот соску. Мальчик стоит на коленях перед двумя мальчиками. Девочка держит в руках дилдо [7]. Что мы видим? Детскую сексуальность? Или очередное сообщение о том, что секс равно пенетрация [8]?

Даніїл Галкін, альбом «БДСМ-2222», 2011 р.

Даніїл Галкін, альбом «БДСМ-2222», 2011 р.

Плавным образом поверхностное понимание сексуальности перетекает в поверхностное понимание БДСМ. Маски, плетки, кляпы, анальные пробки. Коленопреклонные позы и игры в «животных». Садизм и мазохизм в одном перечне с педофилией как отклонение от «сексуальной нормы» («І саме звідси беруть витоки психологічні причини відхилень від сексуальних норм, таких як садизм, мазохізм, педофілія та інші парафілії» [9]). Интересно, что в качестве оправдания последнего утверждения нам дают совет смотреть классификацию психических расстройств по МКБ-10 (в тексте экспликации к работе в рамках выставки «Неслухняні тіла»). В ответ хочется посоветовать смотреть тексты Фуко. Впрочем, отсылки к психическим расстройствам и расстройствам поведения идут красной нитью практически через все изображения — кодирование болезней F42.2-F65.9 в качестве авторского комментария присутствует на многих иллюстрациях. И если некоторые из них вызывают недоумение и такое неловкое чувство того, что автор возможно неудачно пошутил, то на «транссексуализм» («зворушливий момент No3», «внімай, але не виймай», F64.010) возле изображений детей с бантиками и лисьими хвостиками вполне можно и оскорбиться. Есть ли потребность в напоминании о том, что БДСМ это сложная и местами спорная практика? Что, как минимум, участие в этой практике требует осознанной вовлеченности, а, соответственно, ею нельзя наделять, к ней нельзя универсально приписывать? Да, сосание груди в процессе кормления может вызывать у младенцев сексуальные переживания, но соска-кляп ничего нам об этом не сообщает. Соска-кляп — это фантазия взрослого мужчины о том, что закрытый сосанием рот является перверсией, которую можно отнести к «доминированию и подчинению».

бдсм1.jpg

Нарратив, который выстраивает Галкин в «БДСМ-2222», следующий: отказ от принятия взрослыми детской сексуальности ведет к «соблазнению» («дитина несвідомо прагне залучити до сексуальної гри свого однолітка чи дорослу людину, вибираючи їх як своїх розбещувачів» [11]) детьми взрослых, за что следует наказание (как для взрослых, так и для детей), а также формирование у детей в процессе взросления сексуальных перверсий, которые тоже влекут за собой наказание (и по этой причине взрослым не стоит сомневаться в детской сексуальности). Наказанием, согласно автору, является тюремное заключение. Такой вывод мы можем сделать исходя из двух отсылок. Во-первых, расшифровка аббревиатуры БДСМ в названии работы — Бережіть(ся) Дітей: Спокусливі Маляви [12]. Во-вторых, на самих изображениях присутствуют символы тюремного: номерные знаки и полосатая роба («зворушливий момент No44»). По какой причине цепочка «проступок-наказание» автоматически включает в себя тюремный/криминальный мотив? Его частое появление в художественных работах, литературе, кино и других сферах (речь идет о постсоветском пространстве), которые не заняты непосредственно изучением и исследованием пенитенциарной системы, обусловлено исторически. Разного рода интеллигенция времен Советского Союза (ГУЛАГ, диссидентство), вынужденная по независящим от них причинам проводить много времени в условиях тюремного заключения — занимаясь тяжелой физической работой в обществе людей определенных социальных классов — по возвращении к привычной жизни переносила пережитые страдания на бумагу. То есть вводила в культурное поле (чаще всего через литературу) свои и чужие тюремные опыты. В девяностых эти тенденции немного видоизменились. В заключении оказывались теперь уже, в основном, представители самых бедных и незащищенных социальных слоев, но их количество (по вполне очевидным экономическим причинам) было столь велико, что не обращать на это внимание людям со стороны было просто невозможно. И теперь уже не столько литература, сколько кино, телевидение и музыка репрезентировали тюремную реальность, которая постепенно становилась неотъемлемой частью общей культуры. Сериалы про «зэков» сейчас уже не в тренде, а мы до сих пор пользуемся криминальным жаргоном в быту, очень часто не осознавая этого. Таким образом тюремная культура подверглась процессу нормализации, в то время как сами заключенные стигматизировались. Этот же процесс происходит в работе Галкина и распространяется в т.ч. на БДСМ, чья атрибутика подается через привычность и «невинность» используемых для создания метафоры предметов, но сами практики названы «отклонением от нормы».

Доказывая «нормальность» детской сексуальности, Галкин в качестве противовеса использует «ненормальность» БДСМ и пребывания в тюремном заключении. Однако противопоставление «нормативного» и «ненормативного» не может быть критичным, поскольку основывается на утверждении, а не на деконструкции. И хотя размывать норму вполне может и само лишь введение «ненормативного» в культурное поле, процесс этот не самодостаточен. Когда в высказывании присутствует что-то «грязное», «провокативное», «будоражащее», «пугающее», «отталкивающее», необходима дополнительная операция, которая акт созерцания будет преображать в акт размышления. Достигнуть этого можно разными способами. Например, «ненормативное» высказывание основывается на опыте говорящего [13] (но порой этого может быть недостаточно, особенно в случае, когда «опыт» — это воспроизведение дискурсивного насилия). Или высказывание идет от имени «персонажа» [14], который создает дистанцию между говорящим и произносимым, то есть помещает исследуемый объект в буферную зону, «оторванную» от реальности, где его уже можно свободно препарировать без риска эстетизации или апроприации.

На иллюстрациях в «БДСМ-2222» ненастоящие дети, ведомые твердой рукой автора, «играют в секс». Это хорошая метафора играющего в ненормативность искусства. Суть этого неловкого подражания состоит в попытке не столько познания мира путем повторения преследующих нас повсюду патриархальных образов соития, сколько во встраивании в сам этот безнадежно устаревший мир.

[1]  На выставке «Неслухняні тіла» работа была показана в сокращенном варианте, включающем только Альбом, без крупных объектов. Именно на рассмотрении этого экспозиционного варианта будет сосредоточен дальнейший текст. 

[2]  https://issuu.com/daniilgalkin/docs/bdsm-2222?fbclid=IwAR3BrjyATzSgAzzZ0HgGLM5jCs_PlOeZqvbQkVtw7ZiK5Q-gT0wuQ-aBt4s

[3] Цитата из аннотации к работе.

[4] Целью альбома «БДСМ-2222» является «розкрити тему дитячої сексуальності з більш розкутої точки зору» (цитата из Альбома).

[5] Понятие «Другого» я использую не с целью «іншування» и указания на некие универсальные признаки, с помощью которых происходит разделение субъектов на «иных», «не похожих», «особенных». «Другой» не в значении «не такой как я/мы». Понятие «Другой» включает в себя предположение о существовании опыта не прожитого нами, а значит опыта нам незнакомого, отличного от того, на основе которого мы выстраиваем наше представление о реальности; предположение, которое мы можем делать исходя из наличия собственного (специфического и не универсального) опыта.

[6] Мы можем предположить, что символическая связка «лицо-пах» (равно как и остальные в этой череде изображений) не является иллюстрацией нормативного представления о сексуальности. То есть перед нами не «лицо-пах», а «нос-ткань» или «выбившаяся из-под шапочки челка-пояс», однако это не более чем интерпретация. В качестве инструмента для построения высказывания Галкин использует не интерпретацию, а намек, который отличается от интерпретации тем, что его контекстом служит не набор индивидуальных специфических знаний и опытов, а некое «общее место», иначе говоря мейнстримный дискурс. 

[7] Само по себе ни дилдо, ни изображение детей, держащих дилдо в руках, не является проблемным. Однако комментарием к данному изображению идет F52.7: «Повышенное половое влечение» (включающее в себя в т.ч. нимфоманию), а значит освобождающий потенциал секс-игрушек (сексуализированных объектов) здесь нивелируется стигмой «болезнь».

[8] Пенетрация (от лат. penetratio — проникать) является устоявшимся нормативным образом секса, при котором сексуальное взаимодействие субъектов происходит через проникновение одних объектов в другие — член-вагина, член-анус, член-рот, палец-вагина, палец-анус и т.д., в то время как сексуальные практики и переживания могут не включать в себя пенетрацию в принципе.

[9] Цитата из аннотации к работе.

[10] Авторский комментарий к изображению.

[11] Цитата из аннотации к работе.

[12] «Малява» упрощенно означает записку, которая циркулирует между камерами или передается из тюрьмы на свободу.

[13] В «БДСМ-2222» высказывание основывается не на опыте ребенка, а на опыте взрослого. «Воспоминание о детстве» не является опытом ребенка, поскольку оно конструируется, воспроизводится и проживается взрослым.

[14] Хотя в самом Альбоме персонажа нет, но, например, во время выставки в Щербенко-арт-центре персонаж все же присутствовал и был введен в работу следующим образом — в пространстве экспозиции присутствовали объекты, с помощью которых можно было принять участие в опознавательной фотосъемке. То есть роль персонажа предлагалась зрительнице. Какая мотивация могла быть у зрительницы занять место персонажа (то есть человека, «який виявиться “жертвою маніпуляцій дитячої сексуальності”, вчинившого дії сексуального характеру відносно неповнолітніх»)? Работа на выставке предполагала единственную мотивацию — аттрактивность происходящего, развлечение, которое в первую очередь связано с потреблением, а значит, скорее всего, не ведет к рефлексии.

Якщо ви знайшли помилку, будь ласка, виділіть фрагмент тексту та натисніть Ctrl+Enter.

Повідомити про помилку

Текст, який буде надіслано нашим редакторам: