Пора. Я готов начать.

Неважно, с чего. Открыть

рот. Я могу молчать.

Но лучше мне говорить.

О чем? О днях. о ночах.

Или же – ничего.

Или же о вещах.

О вещах, а не о

людях. Они умрут.

Все. Я тоже умру.

Это бесплодный труд.

Как писать на ветру.

И. Бродский, «Натюрморт»

В августе на Нетфликсе появился «I’m Thinking of Ending Things», новый фильм режиссера («Нью-Йорк, Нью-Йорк») и сценариста («Быть Джоном Малковичем», «Вечное сияние чистого разума») Чарли Кауфмана. Картина основана на одноименном романе 2016 года канадского писателя Иэна Рида (Iain Reid). По-видимому, стриминговая платформа дала добро Кауфману на все, что он захочет сделать, и фильм вышел непростым, насыщенным массой отсылок и гротескных экспериментов. И очень печальным.

К сожалению, передать одним выражением многозначную фразу, служащую названием фильма, невозможно. Существует перевод «я подумываю со всем этим покончить», который хорошо подходит, поскольку одной из сквозных тем фильма является желание героини расстаться со своим партнером. Этот перевод также схватывает прорывающуюся в разные моменты проблему самоубийства. Но в то же время важным является значение «я думаю о завершающихся вещах», то есть о вещах конечных.

Весь фильм разворачивается в рамках двух полисемий. Первая касается значений, содержащихся в названии фильма: «закончить отношения», «закончить жизнь», «конечные вещи». Вторая — значения фильма в целом как истории о завершении и конечности, но в то же время — о противостоящей им инерции, не дающей разорвать отношения с людьми или с жизнью в целом. Привычка жить, говорит Альбер Камю, появляется у человека раньше, чем привычка мыслить.

Картина начинается как история о поездке молодой пары на ферму для знакомства с родителями парня. Повествование ведется от лица девушки, и мы узнаем ее мысли: она хочет завершить отношения, потому что ощущает в них что-то неуловимо неправильное. Но на поездку она почему-то все равно согласилась.

Длинная дорога в машине через все усиливающуюся метель наполнена множеством слов. Некоторые из них присутствуют в разговоре, даже не будучи произнесенными. Другие произносятся, но ничего существенного не значат: они просто шум, который заполняет неловкую пустоту. Некоторые же слова упускаются, потому что внимание резко захватывает собравшаяся в углу губ высохшая слюна. Диалоги удаются Кауфману особенно хорошо.

В размеренный разговор вдруг врывается читаемый героиней стих, погружая в атмосферу завершающихся вещей. Там (здесь?) вокруг – только невыносимое однообразие обыденности и проглядывающие сквозь нее кости – знаки смерти. Первые строки стиха такие:

Coming home is terrible,

whether the dog licks your face or not,

whether you have a wife,

or just a wife-shaped loneliness waiting for you.

Перевести их можно примерно так:

Возвращаться домой – ужасно,

независимо от того, лижет ли пес твое лицо,

независимо от того, есть ли у тебя жена,

или только ждущее тебя, похожее на жену, одиночество.

События и атмосфера на ферме, куда приезжают герои, вторят стиху. Все там пропитано неуютностью. Неуютностью плохо открывающихся комодов, слишком больших тапочек, неловких жестов и пауз, шуток, над которыми никто не смеется, и слов родителей, за которые стыдно.

В разговоре всплывает «Мир Кристины» Эндрю Уайета, и вряд ли какая-то другая картина может точнее передать то ощущение жуткости и тревоги, которое нарастает по прибытии на ферму. Концентрическими кругами лента ведет нас в беспросветность, где все прозаично (и) смертно. Люди и вещи спотыкаются, застигнутые врасплох в своей неприглядной конечности.

Максимально неловкая беседа за столом наполнена неискренним смехом, которым герои будто бы пытаются заглушить собственную надломленность. В жестах и словах сквозит холод старых обид и травм. Есть ли какие-то просветы во всем этом?

Есть, но они так же случайны и мимолетны, как вещи и люди. Неловкий поцелуй, знак внимания, секунда сочувствия, запечатленная в опускании головы на плечо. Но это — именно секунда. Возврат к лживым жестам и словам происходит быстро и неумолимо. Любое установление настоящей связи между людьми сразу же прерывается.

Если все так плохо, что может удержать за просмотром этого фильма, кроме как подходящее настроение? Не считая великолепной съемки и игры актеров, это еще и продуманность и многослойность всего, что происходит на экране. Фильм Кауфмана сплетен из такого количества деталей, отсылающих друг к другу, что не наслаждаться просто невозможно. Эти взаимосвязанные элементы вместе с массой реминисценций делают полотно фильма очень плотным, восприятие пробегает по его текстуре, следуя от одного узелка к другому.

Режиссер достаточно самоироничен, чтобы поместить в фабулу диалог, выявляющий недостатки другого фильма, причем эта критика подозрительно хорошо применима к работе самого Кауфмана. Вообще, другие фильмы присутствуют в «I’m Thinking of Ending Things» с ярой настойчивостью. Еще вначале один из героев сравнивает идеи из фильмов с вирусами: они попадают в нас и начинают превращать в себя. Культура в целом так и работает: забирается нам в голову и становится тканью наших мыслей. В одной из сцен Кауфман показывает нам человека, смотрящего фильм по телевизору, а в следующем кадре мы видим этот фильм уже «во весь экран», даже титры. В конце картины эта сцена приобретает важное значение. Она и похожие на нее детали появляются в фильме с самого начала и помогают понять, что же на самом деле происходило на экране. Не буду отбирать удовольствие собрать эту мозаику самостоятельно и скажу только следующее. Примерно с середины события становятся настолько странными, что ближайшим кинематографическим родственником «I’m Thinking of Ending Things» можно назвать «Зеркало» Тарковского.

В итоге эстетика разложения и завершения в фильме дополняется комментариями относительно сущности культуры, личности и реальности вообще. Погружение в «I’m Thinking of Ending Things» подобно вглядыванию в спину девушки с картины Уайета. Фигура девушки становится для нас точкой самоидентификации, впускает в картину, позволяет видеть «ее глазами». Тем самым мы чувствуем что-то о жизни, в первую очередь о своей, что в повседневном опыте расплывчато и неуловимо. Ощущения кристаллизуются, приобретают глубину и четкость. Иронично, что так мы невольно уподобляемся одному из героев фильма. Он не способен почувствовать настроение пейзажа, если только на картине не изображен человек, это настроение переживающий.