Вместо традиционных «итогов года» мне бы хотелось написать о работе, которая для меня лично стала важным художественным высказыванием. Эта работа важна как реакция на невозможность говорить, быть видимым и слышимым, реакция на ощущение тупиковости в разработке нового художественного языка, реакция на беспомощность и тщетность работы арт-системы, в которой мы все принимаем активное участие, собственно, как и автор данного эссе. 

Речь идет об одной работе Дмитрия Старусева из цикла Light Hell Blossom в рамках его персональной выставки [1] в галерее «Артсвiт». Для осуществления работы художник превратил пространство галереи в dimroom (комната для фотографических процессов, которая исключает попадание прямых солнечных лучей — прим. авт.), создав там непосредственно на стене на основании негатива фотографический отпечаток site specific. В этом жесте он выявляет противоречивую природу фотографии, регистрируя, фиксируя, но при этом изображая Ничто. 

Начиная с эссе, посвященного видео Антона Саенко «Мы», в своих колонках мне бы хотелось больше уделять внимание тем работам, которые создают эффект присутствия. В сравнении с социально-критическим искусством, социальное и политическое здесь — имплицитно, а опыт, равно как и пространство, выступают на первый план и становятся частью самого художественного медиума. Как и в любом произведении искусства, субъективность суждения весома, но в подобных художественных практиках эта субъективность еще более возрастает. 

Отпечаток Старусева поглощает всецело или не дает ничего; ты видишь в нем либо Вселенную, либо ничто. В своей книге «Всё и Ничто» историк искусства Екатерина Андреева рассматривает «примеры личных “воль к истине”, стремившихся воплотить взаимопереходные Всё и Ничто» [2]. Собственно художественную практику Старусева и отличает эта «воля к истине», в ней заложено «всё и ничто». Это желание нащупать новый язык, новое мышление, новую форму. Каждая попытка в этом поиске наталкивается на чёрную стену небытия. Как битьё головой о стену в поисках нового смысла, нового языка как формы мышления, которое может все перевернуть и изменить. Эти попытки и неудачи отражаются в растекающейся черной материи, без центра, верха и низа, сохраняющей энергетические запасы как будто бы в самой фотографической поверхности. 

Естественной является ассоциация с по праву иконическим произведением 20-го века — «Черным квадратом» Казимира Малевича. Экспонированный в «красном углу», «Черный квадрат» изменил образность, сломил художественное мышление, предъявил миру новый художественный язык, предложив вместо эйкоса, конкретного божественного образа, пустоту и бездну. В 21-м веке Старусев возвращается к идее Ничто и Пустоты, перемалывая предшествующий художественный опыт, работая с фотографическим медиумом, нивелируя задачу фотографии «регистрировать», тем самым освобождая ее от прямолинейного информационного сообщения. Общее, конечно, в двух работах — это сложный кровопролитный контекст. В «Черном квадрате» (1915) — это контекст Первой мировой войны и последующей Октябрьской революции; в Light Hell Blossom (2019) — постреволюционные события и сегодняшняя война на востоке Украины. Отпечаток Старусева — декларация беспомощности, оцепенелости, скованности жеста, непроговоренности боли, связанной с родным Донбассом и Макеевкой, где родился и вырос художник. 

Изображение давно дискредитировало себя, перестало нести информацию о событии, а скорее используется как инструмент политических манипуляций, информационной борьбы и пропаганды. Ввиду этого многие художники в своих практиках, используя низкокачественные jpg, размытые файлы и т.д., обращаются и придают значение так называемому «бедному изображению», по определению Хито Штейерль. Их носители эфемерны, эти изображения можно стереть, перезаписать, восстановить, переслать и т.д. Хито Штейерль пишет, что «бедное изображение тяготеет к абстракции: это визуальная идея в самом ее становлении» [3]. Если Штейерль говорит о «бедном изображении» (poor image), то у Старусева изображение вовсе исчезает, это скудная чернота. Его невозможно восстановить или перезаписать, оно уникально, оно «фиксирует» определенный эмоциональный след. Реагируя на информационные битвы и фейковые новости, работа Старусева регистрирует и проявляет — но не изобразительные свойства, а фрустрацию и пустоту.

В своей знаменитой книге «Смотрим на чужие страдания» Сьюзен Зонтаг пишет: «Смотрите, — говорит фотография, — вот что это такое. Вот что делает война. И еще вот что. Война терзает и крушит. Война вынимает внутренности. Война выжигает. Рвет на части. Война — это гибель» [4]. Старусев в своей работе отказывается от дидактичности, он ни на что не указывает. Он предъявляет беспомощность и бессилие. Если в своем эссе Зонтаг рассматривает потенциал изображения страдания как импульс к размышлениям и разрешениям, то сегодня уже нет призыва и веры в изображение. Своей работой Старусев доводит фотографическое до грани, избавляя фотографию от груза информационности. Его Ничто апеллирует к чувственному и интеллектуальному переживанию.  

Старусев размышляет о роли художника сегодня, о неназванных, анонимных формах жизни: «Фигура “художника” окончательно уступила место энергии безымянных форм жизни, текучей материи, потокам самогенененирующихся сущностей, которым еще нет имени. Исчезла форма, но появился неструктурированный опыт, мерцающие суперпозиции хаоса и порядка, ничто и нечто. Исчезло и содержание, растворившись в зазорах множественности постправд. Нет больше “красоты”, но есть телесность. Нет авторства, но есть энергия. Нет идентичности, но есть планета. Нет “истины”, но есть жизнь. Кажется, что приходит время свободного высказывания от лица “самой жизни” как таковой, нелинейной и хаотичной», — так автор описывает свои умозаключения, размышляя о «последствиях фотографии». 

Исследователь фотографии Каша Сильверман писала о том, что «человеческая психика — это еще одно место, где развивается фотографическое изображение» [5]. Фотографическое Старусева и развивается в нашей психике; его отпечаток оставляет нечто внутри нашей памяти, след, который стирается, как и многие опыты и воспоминания нашей жизни. Смешивая информационные потоки и «постправды», размышляя о смерти искусства и смерти автора, это эфемерное фотографическое панно предлагает опыт обнуления, который, в свою очередь, ведет к раздумьям о новых возможностях и новых художественных языках. Терзание и боль срабатывают здесь как архаический ритуал очищения — ритуал, созданный путем проявления на стене внутреннего спиритуалистического Нечто и Ничто.

[1] Персональная выставка Дмитрия Старусева Light Hell Blossom (куратор Татьяна Кочубинская) проходила в галерее «Артсвiт» (Днепр) с 17 мая по 6 июля 2019 года

[2] Екатерина Андреева. Всё и Ничто. Символические фигуры в искусстве второй половины XX века (2011). [электронная версия книги]

[3] Hito Steyerl. In Defense of the Poor Image: https://www.e-flux.com/journal/10/61362/in-defense-of-the-poor-image/ 

[4] Сьюзен Зонтаг. Смотрим на чужие страдания (2003)

[5] Kaja Silverman. The Miracle of Analogy (2015)