Ольга Балашова и Лизавета Герман рассказывают о малоизвестной европейской выставке и продолжают дискуссию о формате популярных музейных проектов. Дискуссия эта развернулась ранее в facebook после публикации колонки о проекте «Ангелы» куратора Павла Гудимова, которая прошла летом при полном зрительском аншлаге в львовской Национальной галерее им. Бориса Возницкого.   

Публикация колонки и ожидаемая полемика, застали нас во время поездки в Европейский центр ядерных исследований. Помимо чудес фундаментальной физики, дилемма сочетания сложной кураторской работы и популярной «упаковки» на музейных выставках стала главной темой для разговоров. Днем позже, в Женеве, мы случайно попали на выставку в Musée Rath под многообещающим названием Silences — Молчания. И дискуссия получила новый виток. Silences оказался тем самым типом популярных проектов, анализировать который было особенно интересно в контексте дискуссии об «Ангелах». Впрочем, не прибегая к прямым сравнениям и параллелям с последними. 

Мотив молчания в истории искусства — простая, даже лобовая тема. И первое впечатление — перед нами «по-швейцарски» качественная, но не обещающая откровений выставка. Беглый осмотр первых залов предъявляет беспроигрышный набор хрестоматийных кураторских приемов. Соседство современных и классических произведений, привезенных из разных музеев, архивов и частных коллекций Европы. Достаточно традиционная, но чрезвычайно эффектная сценография, построенная на переходе сквозь ослепительные перешейки-порталы из одного сугестивно затемненного зала в другой. Несколько шедевров и громких имен, хотя большинство работ — крепкий «второй ряд». Экспозиция построена по тематическому принципу. Один зал отведен одной теме. Непринужденно считываемый нарратив, объединяющий работы в каждом зале, подкреплен ясно и изящно написанными текстами-экспликациями. Подход простой и понятный, и эти качества тут предельно уместны — усложнения ни к чему, когда стоит задача рассказать зрителю о трансцендентном. Выставка представляется как ограненный кристалл, каждая грань которого (тематический раздел) под разным углом преломляет тему, уточняя и расширяя ее понимание зрителем.

Первый зал-раздел, opening statement ко всей выставке, озаглавлен «От звука к тишине». Куратор обращает наше внимание на то, какими формальными и сюжетными приемами художники добивались звучания в живописи. Мы смотрим на сцену охоты и отчетливо различаем лай собак. Видим смеющегося персонажа и «слышим» звук, даже тембр его голоса. Звук становится естественной частью немого двухмерного изображения. На отдельной стене — своеобразный ключик к и без того довольно прозрачному месседжу, популярный в североевропейской живописи 16—17 веков жанр «картины в картине». На полотне изображен натюрморт, частью которого является только что завершенная картина, на которой, в свою очередь, изображен шумный праздник. При всей бесхитростности сюжета, картина демонстрирует важный контраст между громким торжеством и тихим интерьером мастерской художника. Это контраст, в свою очередь, раскрывает метод — как художник переплавляет материальную реальность в образ. И добивается передачи не сюжета, но состояния. И вот уже после первого зала-интродукции становится понятно: это выставка не о молчании как сюжете, последовательно востребованном художниками всех времен и народов,  а о молчании как состоянии, присущем искусству спокон веков. Дальнейшая простота, граничащая с назидательностью, не развенчивает, а только закрепляет этот вывод. 

Каждый следующий раздел далее по курсу экспозиции нюансирует для зрителя состояние тишины и повествует о культурных кодах, связанных с этим состоянием в разных обществах на разных исторических этапах. «Тихая жизнь» — предсказуемая тема следующего раздела экспозиции и одно из названий жанра натюрморт (stillleben на нидерландском). «Не сказанное» — темы, о которых (было) принято молчать в приличном обществе. «Сакральное молчание» о таинствах жизни, «Ванитас» — о ее быстротечности. «Меланхолия», «Поэзия молчания», «Молчаливые пейзажи» и «Тихие пространства» — об эмоциональных и интеллектуальных состояниях, которым требуется тишина.

Визуальное искусство любит тишину, ведь в самом буквальном смысле оно молчит. Но часто ли мы задумываемся о том, насколько разным может быть это молчание? Парадоксальным образом, зритель явственно понимает, что визуальное искусство (по сути, застывшие в своей конечной сделанности статичных объектов) обладает способностью погружать нас в изображаемое состояние. Тишина, молчание и отсутствие звука — поверхностно очень похожие состояния. Но оттенков у них может быть множество. Научившись однажды различать их в работах художников, мы учимся замечать красоту и нетривиальность момента в своей повседневной реальности. Не зря аскетичные полотна Джорджо Моранди нашли свое место в разделе «Поэзия», а не «Натюрморт».

На примере Моранди, одного из безусловных highlights этой выставки становится понятно как виртуозно куратор смещает фокус внимания с объекта изображения на выразительный эффект, которого добивается художник. И тем самым тренирует у зрителя важный навык чувственного взаимодействия с произведением. Зритель, в зависимости от его/ее подготовки и степени вовлеченности, воспринимает увиденное на художественной выставке по одному из сценариев. Зачастую, зритель в первую очередь ищет и стремится прочитать сюжет, рассказ. Следующий уровень для более насмотреных любителей искусства — проанализировать формальную сторону произведения, понять как оно было сделано, и как тот или иной прием раскрывает сюжет. Следующий уровень, требующий более развитого зрительского опыта и эрудиции — связать увиденное с историей искусства, найти возможные цитаты и отсылки, понять значение работы для своего времени и практики художника в частности. Экспозиция в музее Rath подсказывает зрителю, вне зависимости от предполагаемых выше уровней восприятия, еще один, очень важный сценарий. На любой выставке можно, нужно и важно прежде всего быть с произведениями, разделить с ними пространство и время. Так сказать, помолчать вместе. Увлекая разнообразием сюжетов (первый сценарий) и формальных языков на любой вкус (сценарий 2), вовлекая в союзники общепонятную и интригующую тему тишины, создатели выставки ненавязчиво подводят зрителя за руку к пониманию чуть ли не основы искусства как практики. «Тишины» не назовешь новаторской или, во всех смыслах этого слова, нашумевшей выставкой. Ее значение в другом — она делает свой незаметный, но уверенный вклад в развитие чувственного опыта любого, посмотревшего ее человека. Зритель покидает музейные стены узнав нечто новое не о конкретной предложенной теме (тишине, движении, интуиции в искусстве — you name it, конгениальных выставок можно сделать много), но о возможностях выразительной силы искусства как одной из важнейших форм знания о мире и нас самих.

Лізавета Герман та Ольга Балашова