В эти дни проходит Международный фестиваль документального кино о правах человека Docudays UA. Обычно он проходит в Киеве в последнюю неделю марта, но в этом году, в условиях всеобщего карантина, фестиваль показывает фильмы онлайн по всей Украине на месяц позже. Можно было бы написать отдельную колонку о моих впечатлениях о самом фестивале, но я хочу сосредоточиться на одном документальном фильме из его национального конкурса — «Зарваниця/New Jerusalem» режиссеров Яремы Малащука и Романа Химея.

Если бы я писала о жанре этого фильма, я бы определила его как фильм-путешествие («road movie»). Из села Криворивня в Карпатах, где снимался легендарный фильм Сергея Параджанов «Тени забытых предков», паломники движутся в духовный центр Зарваниця, что находится в Подолье, Тернопольской области. По дороге к ним присоединяются жители близлежащих сел и городков, чтобы через семь дней паломнического похода оказаться в святом месте, где каждый год строится новая церковь, оформляется новая святыня. 

Это обыденное рутинное паломничество. И снято оно обыденно и рутинно. Как если бы мы шли с ними вместе и передавали бы друг другу камеру, чтобы охватить движение и особенности нескольких героев в потоке мирян. Вроде бы просто. Но не просто это на самом деле. 

Если бы я писала о деталях фильма, то как раз перечисление их было бы тем самым не простым. В церкви в Криворивне, где так и не совершили свой обряд Маричка и Иванко, проходит обряд венчания молодой пары. Ее священник собирается в путь. Парень, которого бы в наших урбанистских краях, заклеймили бы как хипстера с привычной нам атрибутикой татуировок, велосипеда, частого телефонного подключения, собирается в путь и отговаривает младшего брата от этого похода с ним. Не отговорил. Бабулечка, которой так много лет, что я старательно пропускаю эту информацию в кадре, рассказывает о своем самом сокровенном — умерших родных и близких, а я не могу оторваться от ее протяжного глубокого пения в горах. Фотограф, работающий на свадьбе и при этом сам становящийся в позу модели с фотокамерой в одной руке и отведенной в сторону ногой – «опустите голову, не то получатся исключительно две носовые дырки», экспериментирует: он направляет молнию на фотографии, как ему нравится, или вытирает из кадра слишком «шумную» икону в фотошопе, со знанием дела, почти как Бог.

А на скале — сложившийся временем и ветром облик Святой Марии — вы видите его? Вот же он — ее лоб, глаза, брови, платок, нависший над лицом. Это — повторяющийся снова и снова разговор о том, видно ли облик святой Марии, как найти его взглядом там перед скалой для них, героев фильма, и для нас — в кадре. И вот уже — насколько он становится уловим для тебя-зрителя, и в этот момент ты сам превращаешься в паломника. 

И это далеко не все, и далеко не просто: этот калейдоскоп деталей также не просто остановиться угадывать и перечислять — частички этого калейдоскопа продолжают возвращаться в карантинной обыденности каждого дня после просмотра фильма и заставляют улыбаться этим воспоминаниям опять и опять. 

Если бы я писала о карпатском говоре украинского языка, я бы нарисовала орнамент, в котором каждое слово имеет свое закругление и сливается с началом следующего. Как и младший брат нашего героя-«хипстера», я бы просила его, его друзей и подруг спеть мне песенку, мелодию которой я помню с детства, но не могу запомнить слов. Это коротенькие напевы «что вижу, о том пою», потому и слова не запоминаются с точностью, а переходят из поколения в поколение. Спой мне песенку еще раз — пятнадцать, шестнадцать семнадцать, восемнадцать — ведь мелодия может литься просто набором слов и оставаться узнаваемой и нежной. 

Если бы я писала о драматургическом развитии персонажей, об их арке, я бы уточнила: герои этого фильма не меняются, меняемся — мы. От напряженного вопроса, так о чем этот фильм, что это еще за герои, куда они идут и зачем, до постепенного расслабления лица и мыслей, до улыбки. Но такое изменение не замечается, пока идет фильм, и только на изображении икон украинского наива, мигающих и искрящихся в финальных титрах фильма, вдруг чувствуется радость от увиденного, просмотренного, и грусть, что может быть пропустил что-то в начале, что что-то неуловимое и нежное могло быть не замечено тобой, что мог бы полюбить героев раньше. 

Поэтому я посмотрела фильм дважды, подряд (благодарю Docudays UA за такую возможность в этом году). Я вернулась к началу фильма, и вгляделась в каждый кадр, в каждое лицо, в каждую золотинку в церкви в Криворивне, в каждую травинку по дороге в Зарваницу.  

P. S. Меня волнует, как они возвращались обратно. Ведь обратный путь — это подыматься в гору. Как они его прошли? Прикипела я к этому фильму, в общем.