Выставка Параски Плитки-Горыцвит «Преодоление гравитации» в Мыстэцком Арсенале — безусловно очень красивая и зрелищная. Это результат колоссального труда всей команды, которая над ней работала, — исследовательской группы, куратора и художника, сотрудников Арсенала. Она профессионально сделана и, конечно же, здесь чувствуется вложенный в нее ресурс — как человеческий, так и финансовый. Она затягивает внимание зрителя. Но к чему конкретно адресовано это внимание? К истории найденных из-под полы архивов, истории человеческого подвига — вопреки 9-ти годам заключения в лагерях Плитка-Горыцвит нашла возможность жить (благодаря своим наивным книгам и фотографиям) — или же речь идет о «запыленном» художественном феномене, который еще нужно постичь? В чем феномен этого фотографического архива, который в экспозиции занимает ⅕ часть, в чем его художественная ценность? На эти вопросы выставка не дает ответов. Это эмоциональный нарратив, который предлагает жизнеописание, повествование об одиночестве и боли, невостребованности и отчаянии. Мир, в котором чтение газет и написание писем в разные уголки мира были формой эскапизма, попыткой сделать свою жизнь осмысленной и нужной, придать ей какое-то значение. 

Выставка не артикулирует посыл кураторов в самом критическом отношению к объекту собственного исследования. Интересна сама история «раскопок» некоего архива или действительно нахождение какой-то художественной ценности? В тексте к выставке написано, что Параска Плитка-Горыцвит — «гуцульская художница, фольклористка, этнограф, философ и фотограф». На первом месте в ее послужном списке значится именно «художница». Но где на выставке видно ее художественное наследие? Де-факто оно занимает от силы треть всего выставочного высказывания. Творчество Параски Плитки-Горыцвит — это потребность, подобно первобытному человеку, выплескивать собственные рефлексии о мире какими-либо средствами. В данном случае эти средства — это аматорские рисунки, иллюстрации, книги, сказки, письма, наивные образы святых, фотографии. Далее в тексте к выставке читаем, что это «философия любви…». На чем базируется это суждение? Точно, что не на «Искусстве любить» Эриха Фромма, например, или каком-либо философском тексте, на каких основаниях в текстах указывается о философии любви? Ведь это понятие тоже имеет место быть в истории философии, это не пустые слова. 

Наверное, наиболее точно сформулировала интерес и феномен личности Параски Плитки-Горыцвит Олена Червонык: «интересно, что она жила в Криворивне — это очень небольшое село, со странным гибридом советской модерности (радио, почты, массово производимых товаров) и традиционного уклада жизни, с натуральным хозяйством, с бытованием домодерных практик. И там появляется человек, который берет в руки фотоаппарат, — квинтэссенцию модерности. Интересно именно это столкновение человека, сформировавшегося в таком гибридном (недо)модернизированном пространстве, с аппаратом из другой мировоззренческой системы». 

Если воспринимать выставку как роман или жизнеописание, то это история травмы и ее преодоления посредством наивного творчества. Конечно, жизнь Параски отмечена желанием быть частью большого мира, в котором происходят полеты в космос и политические революции, потребностью быть частью мира, где вершатся великие дела, но, увы, осознанием невозможности стать его частью, будучи закованной провинциальной жизнью села. Она нашла выход — творить что-либо: изливать свои переживания в книги, рассказы, фотографии. И в этом всем для нее был важен сам процесс — именно ежедневная рукотворная деятельность. 

Выставка располагается в 5-ти залах Мыстэцкого Арсенала. Она начинается с видеоинсталляции Сергея Петлюка «Сон» (с музыкой Святослава Лунёва), созданной на основе фотографического архива Плитки-Горыцвит. На как будто бы разрезанные тканевые полотна проецируются изображения односельчан Параски, перемежающиеся с видами Карпат. Эта инсталляция вводит в мир размышлений об индивидууме, экзистенциальном вопросе, кто мы есть на этой планете? Она передает ощущение скоротечности, мимолетности нашей жизни. Личность становится обрубком истории. Фрагментация, предложенная Петлюком, усиливает чувство бренности, скоротечности, размышления о возможности запечатлеть свой след на нашей земле. Эта инсталляция подводит ко второму залу, где представлено хронологическое описание жизни Параски. На контрасте с тонкой инсталляцией Петлюка при переходе в следующий зал мы сталкиваемся с популистским трюком — увеличенным фотографическим портретом Параски, который работает в пространстве как скульптура и читается на фоне пестреющих из-за своего оформления в цветные рамы архивных фотографий. Этот портрет хочется вынести за скобки выставочного пространства, поместить где-нибудь у входа, где к примеру представлено интерактивное «приключение» для зрителя — создай собственную фотографию на фоне карпатского пейзажа при помощи копии тантамарески Параски Плитки-Горыцвит. Подобный портрет можно было бы расположить там же, как приглашение к выставке. Такие приемы вызывают ощущение «освоения» пространства Арсенала. 

Среди прочего, в этом зале видим архивные материалы, связанные с личной жизнью героини, — отношения к семье, отцу и матери, а также переписку. Как сказала Инга Леви, участница исследовательской группы проекта: «информация о Параске — это скорее легенды, их достоверность вряд ли возможно подтвердить, однако это характерная черта такой выразительной судьбы, которую имела Параска». Но выставка расставляет ярлыки и чрезмерно политизирует фигуру Параски. Нет намека на мифологизацию, все четко категоризировано: вот она общается с солдатами, вот она общается с диссидентами, вот она общается с солагерниками. В целом складывается впечатление, что Параска Плитка-Горыцвит — важный политический деятель своего времени и своего села. Чрезмерная политизация личности мешает воспринимать выставку как эмоциональное путешествие. 

История Параски — это также история одиночества. Ее подруга по заключению Евдокия Соловьёва в своем письме к Параске вспоминает о том, как они в лагере праздновали Пасху, «вместо яичка была картошина», а также о том, что вышлет ей деньги на почтовые конверты, чтобы та имела возможность хоть как-то соединиться с внешним миром: «может быть, Господь Бог поможет Вам приобрести конверт». Эта щемящая записка привносит совершенно иное отношение — болезненное, горестное, чувство сопереживания, а также ощущение обреченности на определенный ход событий и существование. 

Только в третьем зале зритель имеет возможность соединиться с реальным наследием Параски. Это гигантское пространство посвящено ее книгам и иллюстрациям — трогательным и наивным. В этом ряду выделяется «На спомин усопшим», созданная как посвящение отцу, который умер в 1977 году. В отличие от другого фотографического наследия фотографии с похорон отца не подлежали «фотоувеличению», как многие другие фотографии на выставке. Экспозиционно этот зал решен блестяще, передавая тягу к познанию и знанию, которые по всей видимости действительно отличали Параску Плитку-Горыцвит. Наивные трогательные образы, «сказки» об Индии, сотни вытынанок, книги — колоссальный этнографический материал.  

Четвертый зал предлагает «нырнуть» в мир быта и образа жизни Параски в Карпатах. В трех специально выстроенных боксах личные вещи соединяются с путешествиями  посредством виртуальной реальности, приглашающей зрителя всецело окунуться в окружение карпатского села. 

И только в конце экспозиции мы имеем возможность соприкоснуться с фотографическим архивом, который разделен кураторами на определенные группы как образы детей, односельчан и так далее. Если ход монументализации и масштабирования снимков оправдан в художественных решениях художника Сергея Петлюка, то в самой экспозиции он становится избыточным. По сути мы не видим самого наследия Параски. Его можно уместить в нескольких экспозиционных столах и информации о наличии 4000 кадров пленок и имитации «темной комнаты» — фотолаборатории, которую в конце концов создала Параска в родном селе. Все снимки увеличены. Это становится избыточным жестом на фоне иммерсивной инсталляции Сергея Петлюка «Полет» (также с музыкой Лунёва), которая вовлекает на физическом уровне. Работы Петлюка — это пример работы с архивом, когда апроприируя его, художник создает собственное независимое высказывание, трансформируя архив, осуществляя художественный перевод. Помимо прочего, видеоинсталляция «Полет» выявляет экологическую тему в фотографиях Параски. Вспоминается живописная серия Леси Хоменко «Дывокрай» (2010), в которой она размышляет о трансформациях, которые происходят в Карпатах, об изменении ландшафта — физической вырубке лесов для постройки новых зон отдыха, модных гостиниц и частных «резиденций». Это одна из тем, которая могла бы быть проблематизирована выставкой, а работа Петлюка, исполненная экзистенциальными вопросами о жизни и смерти, также проявила новые смыслы, которые, возможно, сама Плитка-Горыцвит не закладывала. 

Выставка в целом воспринимается как гимн, как монумент; она вызывает ощущение монументализации забытой фигуры, однако без критической оценки по отношению к наследию этой фигуры. В чем художественный феномен, раз позиционируется Плитка-Горыцквит, прежде всего, как художница, в чем уникальность архива и его художественная  ценность? 

Наследие Параски Плитки-Горыцвит предстает здесь как данность. Из пяти гигантских залов Арсенала само наследие занимает малую толику. Ее фотоархив — это фиксация определенного места, времени, событий, но не более того. На выставке он масштабируется до колоссальных размеров. Цель такого решения непонятна. Такой фотоархив может быть качественной этнографической публикацией. 

По сути вся эта сделанность, колоссальные усилия, дизайнерские ходы и масштабные видеоинсталляции «окаймляют» монотонный этнографический материал. Эта выставка — высказывание об этнографической культуре карпатского села сквозь призму личности Параски Плитки-Горыцвит. Монументальность высказывания о личности не свидетельствует о монументальности самой личности, а масштаб выставки намного превосходит то наследие, которое она репрезентует. 

И возникает вопрос ответственности, какие «запыленные» архивы подлежат подобной монументализации, какие становятся видимыми, а какие — нет. Или же создание масштабной монументальной выставки в столице — единственная возможность придания значимости локальной истории и локальному архиву?