В международной конкурсной программе полнометражных фильмов кинофестиваля «Молодость» в Киеве в этом году — «Парфенон», фильм литовского режиссера Мантаса Кведаравичуса, единственный в этом конкурсе украинский фильм, снятый в копродукции Литвы, Украины и Франции. Его краткий синопсис гласит:

«В дешевом борделе у подножия афинской крепости человек рассказывает о поразительных событиях своей жизни. Его поиски любви и славы пересказывают и переживают многие: блудница с неискупимым прошлым, гангстер, преследуемый невезением, иконописица без веры… В одной из историй человек находит свое богатство, в другой — становится бродячим пророком, в следующей — возвращается домой к жене. Воспоминания предают его, но он знает наверняка, что в одной из этих жизней его убьют».

Мне достаточно трудно писать об этом фильме, так как я — один из его украинских продюсеров, и живу с этим фильмом с февраля 2016 года по сегодня. Мне предстоит запустить «Парфенон» в прокат в Украине этой осенью, что означает, что переплетения моей жизни с жизнью фильма не закончатся в день его премьеры 28 августа на кинофестивале «Молодость».

Но мне также и немного легче писать об этом фильме, так как я многое о нем знаю, и надеюсь, что-то, что сегодня расскажу, будет интересно и его зрителям.

Например, одно из рабочих названий фильма было «Стасис», что в переводе с греческого языка означает стабильное на какое-то время, уравновешенное состояние, при котором внутренние и внешние силы и параметры находятся в балансе. Не равны друг другу, а именно — в определенном, выстроенном и приведенном к этой точке балансе. Малейшее изменение этих сил приводит к разрушению «стасиса». В таком состоянии может находиться человек, природа, вселенная, общество — применяется ко всему. Самый любимый мной пример такого состояния — это тишина перед бурей, когда в какой-то момент ураганный ветер и другие стихии, нагнетающие грозу, которая вот-вот должна начаться, останавливаются на какие-то мгновения, даже птицы в этот момент перестают петь и летать, кажется, что весь мир прислушивается к себе и друг другу, пока с первыми каплями не разражается огромная, захватывающая все и вся, стихия.

И фильм об этом тоже. О состоянии прислушивания к себе и своему телу, о состоянии, в котором сейчас пребывает Европа и ее окраины, о состоянии нарушения границ телесных и чувственных, границ городов и стран, границ реального и виртуального.

Название, с которым фильм пришел к своей мировой премьере в конкурсной программе «Неделя критики» 76-го Венецианского кинофестиваля в прошлом году, и к своей украинской премьере в этом — «Парфенон».

Парфенон был главным храмом в древних Афинах. Он находится на одном из афинских склонов, откуда ведется сегодняшнее повествование самого фильма. Парфенон — в значении храма как убежища — это и есть собственное тело, в котором ютятся душа, мысли и чувства, и в то же время, это — пристанище для самого тела, в котором, по религиозным и социальным канонам, не может произойти ничего плохого, а даже наоборот, храм ведь и есть приют, в котором возможно найти укрытие и успокоение для своих тела и души.

У героев нет ничего, кроме своего тела и какой-то одежды, которая на протяжении фильма становится для них уровнем второй кожи — чем-то что может защитить, дать комфорт, помочь найти свой следующий шаг, или наоборот — спровоцировать окружение на коммуникацию, в большинстве случаев нежелательную для героев. Это — цвета запекшейся крови кожаная куртка у Гарипа, темное объемное, используемое и как халат, шерстяное пальто Махди, зеленый глянцевый плащ Анны, и растянутая вязаная кофта, наброшенная на тонкое платье, у Софии.

«Парфенон» — психологическая драма, охватывающая истории трех городов — Афин, Одессы и Стамбула. Как говорится в книге Итало Кальвино «Невидимые города» (1972): «Города, подобно снам, построены из страхов и желаний, даже если нити их речей неуловимы, правила нелепы, перспективы иллюзорны и за всем таится что-нибудь иное». Именно эта цитата послужила режиссеру Мантасу Кведаравичусу отправной точкой в построении атмосферы его фильма.

В мире, где в кинозалах преобладают кино-блокбастерные франшизы и сиквелы, построенные на стандартном трех-актовом нарративе, что является привычным для зрителя, фильм Мантаса Кведаравичуса выделяется плавностью и ненавязчивостью повествования, давая зрителю выбор: смотреть умом, разгадывая мозаику и смыслы сюжета, или — сердцем, погружаясь в фильм чувствами, переплетая собственные переживания из прошлого с переживаниями героев на экране.

Во время просмотра, создается впечатление, что режиссер выстраивает фильм в борьбе с балансированием его внутренней логики между явью и былью, между постановочным и документальным. Один из элементов его головоломки — что происходит наяву, а что — во снах и фантазиях героев, и каких героев фильма. В «Парфеноне» границы происходящего и самих городов размыты, и это еще одна загадка для зрителя: определить в каком городе что происходит: баррикады и демонстрации, подпольный бордель и антикварная лавка, приют в старом доме и ванная комната в запустении.

Различимы географически суданское кафе, в котором собираются праздновать рождение ребенка, и в котором происходит сделка между Гарипом и Махди, суданские карьер и саванна — то есть, то, что или непривычно нам по образу, то ли угадывается из прочитанных книг по истории и географии или насмотренной репортажной документалистики.

Вовлечение и синхронизация с фильмом возможны скорее, если смотреть его сердцем, ощущая себя как бы загипнотизированным и парящим, что и в этом случае не дает возможности расслабиться. Скорее, фильм вызывает больше погружения в себя, саморефлексии, чем любви. Возможно, это еще и потому, что Мантас ставит вопросы о прошлом и о том, каким образом оно к нам приходится, вплетается в нашу настоящую жизнь. Прошлое — как место, которое невозможно стереть, но о котором возможно перестать сожалеть, и пленником которого опасно становиться.

В то же время, достаточно трудно зрителю эмоционально взаимодействовать со всем тем, что происходит в кадре «Парфенон». Ищут ли этого зрители — хотят ли они почувствовать что-то из опыта, развивающего на экране. Скорее всего, этот фильм, наполненным медитативностью и гуманизмом его автора, является тестом на то, чтобы проверить свою жизнь: отношение к своему телу, своим желаниям, своему окружению, обозначить свое пристанище — свой храм.