Когда в октябре я взялся писать колонку для этого сайта, я и представить не мог, насколько сложным это окажется впоследствии. Нет, выдавать каждый месяц определенное количество знаков об искусстве, или около — довольно просто. Но шестнадцатитонный груз ответственности, который может внезапно обрушиться за халтуру (по Терри Гильяму) заставляет быть внимательным и требовательным. Мой перерыв связан именно с этим регистром требовательности к тексту. Еще, правда, и с моей новой работой, о которой я напишу ниже. Она, словно ревнивая первая любовь, заполнила все пространство вокруг, не оставив шанса заниматься чем-то другим. Буквально с ноября прошлого года, все мое время, силы и мысли были посвящены именно ей. Отчасти данный текст — продолжение работы, возможно, он еще больше запутает следы, но эту работу невозможно пересказать. Только продолжить. Сдерживая себя на поворотах повествования, я буду, на сколько это возможно, стараться не превратить свой текст в поэзию, оставив хоть немного места полезной информации. 

«Охвати всю реальность воображением»

Остин Осман Спейр

Начну издалека.

Это вторая часть большой трилогии. Очень упрощая, кроме круга тем, работы в цикле объединены ясным принципом: прошлое, настоящее, будущее.

Первая часть — «Голос тонкой тишины» — о прошлом.

«Как можно дальше», как можно предположить из названия (некое пожелание + направление) — работа о воображаемом будущем.

Эту работу я делал в Одессе, Киеве, Генте, Амстердаме, Сент-Круа, Берлине, Цюрихе, Штутгарте, Стамбуле, Тбилиси, Салониках, Гронингеме, Антверпене, Братиславе, Черновцах и Садгоре. Сложный маршрут передвижений, топонимы городов, рек и водоемов, складываются в витиеватый узор, из которого соткана инсталляция. 

История «Как можно дальше» началась на Золотых воротах. Гуляя по весеннему Киеву, где-то между домом барона Штейнгеля и кинасой я стал размышлять о случайности, о прерванных жизнях, упущенных возможностях встречи и воскрешении, как наверстывании этого упущения. Могли ли представить себе страдальцы разных катастроф, что их дети когда-нибудь встретятся? Где бы могла произойти такая встреча? Как бы звучало место их встречи?

Эти вопросы — ключевые для понимания моей работы.

А название? Что за странность? Как можно дальше. Нет, украинская версия намного точней. 

«Якнайдалі». Как будто бы это сорт грузинского вина. Недаром несколько осенних недель я провел шляясь между Тбилиси и Батуми. Не мог найти себе места, себе да и работе тоже. Я все время думал об этом гипотетическом месте встречи. Искал подходящий ландшафт. В отчаянии, я прибыл в Грузию вместе с моим другом и напарником по новому еврейскому искусству. Что привело меня туда? Конечно, это намного больше, чем просто поиски подходящей локации для съемок. Я точно не Финн из “Съемок в Палермо”. Так что же? Поиски «духа» Ильязда, его чертежей, о которых я бредил в Амстердаме? Близость Ахталы? Да, мне нужна была близость. Ахтала — эта крошка на карте — совсем неважна на самом деле. Близость юга, еще южнее! Не горное грузинское техно, бассиани-пиросмани, а близость Ахталы. Ничего не получилось. Я вернулся в Киев. Даже София из окна отеля в Стамбуле на обратном пути была не такой, как прежде. Только несколько моментов, коротких как папирдеармяни: пьяный шотландский журналист — наверное, шпион из Бейрута, во все том же кафе «Смирна». Второй — на следующее утро я нахожу себя в такси, на мосту, уносящем меня в самый большой аэропорт мира, конечно в такси играет арабеск. Как можно дальше от себя. Трип вглубь себя на сказочном автобусе.

«Как можно дальше» — это Even Furthur — «Пока Coil, Current 93 и Nurse With Wound большую часть 1980-х годов старательно исследовали наиболее мрачные и небезопасные аспекты наследия TG, Psychic TV (за что нужно, вероятно, в том числе поблагодарить MDMA) переориентировались на племенное, стайное объявление войны спящему человечеству и перешли в полный психоделический (или, скорее, гиперделический) режим чирлидерш — Веселых Проказников: секс, магия, вещества (когда PTV гастролировали по США в конце 1980-х годов, у них был настоящий волшебный автобус, на котором было написано «Как можно дальше», реплика, подхватывающая оригинальный девиз «Веселых проказников» из 60-х) (Из Psychic Bible).

В экспозиционном варианте моей работы, надписи на автобусе просто не видно. Как и не видно бейджиков группы туристов из того же видео, на дизайн которых стоит обратить внимание. 

As far as possible — вольный обратный перевод фразы «как можно дальше». Подложкой под эту надпись служит картина Каспара Фридриха Давида. А что если это не два брата, а два хасида, расположившиеся на утесе и смотрящие вдаль? С одной стороны, два человека на обрыве восхищенно созерцают подернутые романтической дымкой и полные загадок дали. Они, кажется, заняты не только глубокими размышлениями, навеянными пейзажем, но и постигают некую тайну — мир божественной бесконечности. В картине совмещены реальное и фантастическое.

С другой стороны, двое созерцающих мужчин кажутся заброшенными в какой-то бескрайний мир — слишком уж одиноки они здесь. В этой дикой природе, со светящимся таинственным горним светом, люди слабы перед стихийной мощью мироздания. 

Все это множество деталей, которые составляют поле работы даны лишь в виде намеков, суффиксов к словам определениям. Так как же выглядит эта работа? 

Инсталляция опирается на музыку видео и текст. Эти элементы дополняют друг друга, комментируют, находясь в определенном натяжении, как гвоздики за которые цепляется нитка, как река, которая течет через три столицы. 

Музыка, видео и текст. Как джин из бутылки, с тремя сестрами — желаниями. Три плюс один: (невидимый и не постоянный элемент — зритель) Начать этот рассказ можно с любого «элементоместа». Начну с музыки. Люблю музыку. Есть одна мелодия, это греческая или еврейская песня. Yoshke furt avek или Magkiko. Возможно, вы слышали эту песню, популярную несколько лет назад, в исполнении Юрия Гуржи. Или даже Филиппа Киркорова. Наверное, о ней не знала Адела Пеева. Оригинальная мелодия была написана около 110 лет назад. Кто первым написал ее? Насколько далеки друг от друга эти песни? Предельно! Греческая версия — о несчастной любви. Клезмерская — о проводах юноши на русско-японскую войну 1905 года. Такие разные чувства вызывает одна и та же последовательность нот. А что вообще могло происходить между людьми, исполняющими эту мелодию? История диаспор юга Украины — серая, малоизученная зона. Точнее так: об этом не принято говорить. Кого сейчас волнует история, по настоящему мультикультурной Одессы? Разве что горстку трикстеров-краеведов. Присоединюсь-ка и я к ним.

Так, еще одна маленькая деталь, важная для понимания этой работы и глубины ссылок и цитат моего метода в целом: найденная заметка о еврейском погроме 1821 года, который был вызван слухами, о евреях, убивших патриарха в Константинополе. 

Уже в 1950-е от этих историй и не осталось следа. Известною мелодию уже некому было спеть. Холокост и сталинские репрессии. Возможно, последним местом встречи для большинства этих людей были склоны и утесы вокруг Куяльника. Так было, например, в моей семье. 

В зале, где показана работа, эта мелодия звучит из специально изготовленной механической музыкальной шкатулки, на неё падает свет из белого квадрата на потолке, может показаться, что источник света — окно ведущее на крышу. 

Одного завода шкатулки хватает ровно на 9 минут. Сначала мелодия звучит громко, затем пружина ослабевает и медленно перестает звучать.

Заводить эту шкатулку, чтобы звучала мелодия, не странный ли это обряд, ритуал, заставляющий переживать событие снова и снова?

А что нам скажет Клод Леви-Стросс на этот счет? Леви-Стросс, ставя музыку в привилегированное положение и называя «высшей тайной науки о человеке», постоянно подчеркивает метафоризм ее языка. Миф так же, как и музыка, «оперирует сознательными аппроксимациями истин» и отражает национальное отношение человека к действительности (Из статьи о Параджанове).

Эта мелодия становиться саундтреком к фильму, снятому одним кадром. 

«Событие» в нем имеет мифическую природу. 

Находясь в постоянном поиске места  я даже случайно нашел деревушку Celiko, расположенную в Колабрии. Челик и Celico, два места, связанные мерцающей нитью истории. Бросить кости. Одессия это пустая затея, чтобы найти место, не нужно было далеко ходить. Конечно, в Одессе есть море, и много подходящих мест, но мне нужно было что-то намного тоньше. Лиман.

После всех блужданий, мне стало очевидно, соленое озеро, Куяльницкий лиман это именно то место. 

Представим себе берег лимана. Наверное туман, серое раннее утро.

Нет, будет иначе. Солнечный день в январе. Зеленое поле где то рядом, так чтобы было не понятно, какое же это все таки время года. Утес. Конечно, в кадре должен быть утес. Камера должна находиться вверху, на утесе. 

В кадр въезжает автобус. Это туристический икарус. Из икаруса выходит гид, в одной руке у нее какой-то листок-листик, (ну да, ветка из «Голоса тонкой тишины»), а в другой листик-листок, бумажка с текстом. За ней из автобуса выходит группа людей. Это туристы? Возможно. Остановившись у воды, они несколько минут внимательно слушают гида. Потом уходят обратно в автобус. Автобус уезжает, оставляя за собой все тот же вид: вода вдалеке и колыхающееся на ветру деревце. 

Пустынный пейзаж, на протяжении 9 минут. 

Может сложиться впечатление, что это был мираж. 

Ингмар Бергман сказал:

«Кинематограф в основном — ритм, вдох и выдох в беспрерывной последовательности».

Здесь происходит задержка дыхания, на 9 минут.  Как будто ничего и не происходило. Только деревце и утес.

Утес это практически гора!

Move any mountain!

«Путешествие к Горе Аналог можно рассматривать еще и как движение по внутреннему ландшафту опыта, становление иным, не менее реальное, чем любой физический объект». Здесь нужен философский погляд на пейзаж. На Куяльнике не бывает волн. 

По волнам моей памяти. Единственное, что останется в памяти — это мелодия.

Мы так никогда и не узнаем, что же там происходило, и кто все эти люди? (Привет, Ярослав!).

Неуловимый памятник мелодии, место паломничества странных туристов.

Будущее это случайная встреча с прошлым.

Вообще тут можно сделать небольшую остановку.

События происходят вне времени и вне места. Принцип обратной перспективы, светящейся картинки с помощью обратной проекции — это уже об экспонировании этой работы.

Из ниоткуда в никуда, и даже еще дальше. 

Ну и последний элемент «Как можно дальше» — текст, дурацкая сказка, миф на трех языках, сменяющих друг друга. 

Все так же, на обратной проекции. Чтобы ничего не выпирало. 

Вспомним Вальтера Беньямина?

Тривиальный сюжет становится основой для мифа. 

Миф, основанный на случайности. Буквально, возникший из ничего. В основе этой мелодии лежит миф. Эта мелодия звучит в тавернах в Пирее, где ее распевают опьяненные узо и закатом работники порта, и на маленькой железнодорожной станции, под Винницей, где ее поет плачущая еврейская мать.

Драматургия этой работы выстроена таким образом, чтобы зритель провел в ней не меньше 15 минут.

Иначе вы рискуете упустить нить повествования, или буквально события не случиться. Это как снять этот пейзаж на очень длинной выдержке. От всей этой дивной экскурсии не останется и следа.

Эта работа вызвала интересный резонанс среди локальной прессы: мне попадались на глаза заметки, акцентирующие внимание на формальной стороне визуальных решений моей инсталляции и робким упреком проскальзывала тема «повторения». Забегая вперед, скажу, повторение едва ли вообще возможно. Я думаю, что стоит смотреть немного дальше. Как-то раз, читая рецензию на один из фильмов любимого Бунюэля я углубился в изучение концепций повторения. Пересмотрите «Сладкое обаяние буржуазии». Попробую объяснить: это повторение — как выпить вина из бутылки Клейна. Уместно вспомнить Делеза: повторение — реализация бытия как различия. А можно также упомянуть Кьеркегора, которого выбрал для эпиграфа «Повторения» Алан Роб-Грийе: «Повторение и воспоминание — одно и то же движение, только в противоположных направлениях: вспоминание обращает человека вспять, вынуждает его повторять то, что было, в обратном порядке, — подлинное же повторение заставляет человека, вспоминая, предвосхищать то, что будет». В «Различии и повторении» Делез пишет: «Если повторение существует, оно одновременно выражает особенность — против общего, универсальность — против частного, примечательное — против обычного, единовременность — против переменчивости, вечность — против постоянства. Во всех отношениях повторение — это трансгрессия. Оно ставит под вопрос закон, оно изобличает его номинальный или всеобщий характер в пользу более глубокой художественной реальности». «Если повторение существует, оно одновременно выражает особенность — против общего, универсальность — против частного, примечательное — против обычного, единовременность — против переменчивости, вечность — против постоянства. Во всех отношениях повторение — это трансгрессия. Оно ставит под вопрос закон, оно изобличает его номинальный или всеобщий характер в пользу более глубокой художественной реальности». Да, именно так, два раза подряд, чтобы поняли. Я пролистываю свои записи дальше, снова, оттуда же подходящая цитата!

«А еще Делез ещё писал, что у Феллини есть концепт «чистого воспоминания» — о том, чего никогда не происходило, и именно поэтому вновь и вновь происходит. О нас самих, о бесконечно-тотально-безвыходном театре жизни, где вообще все повторяется (потому что основа игры — это и есть повторение). “Праздник, который всегда с тобой”, но на котором тебя никогда нет и не было (ровно как присутствующе-отсутствующего Марчелло на светской вечеринке в “Сладкой жизни”)».

Эпилог

Остаться еще много невыясненных вопросов: а почему не 4:3 ? Почему не тот цвет? На эти и другие вопросы знает ответ Юрий Лейдерман. Или капитан красной палатки. Я не знаю, или точнее затрудняюсь ответить. Да, (хоть) зовите его Измаил. Должен ли художник, отвечать на эти вопросы?

Тео Ангелопулос, считает, что нет. «Поэзия имеет дело с музыкой, с иллюзиями. Вам что, необходимо интерпретировать увиденное, обязательно понять, что это значит? Пусть фильм остается необъясненным. Как музыка, звучащая в тишине».

А закончить эту небольшую заметку, мне бы хотелось замечательным стихотворением Эдуарда Багрицкого. 

Так бей же по жилам,

            Кидайся в края, 

Бездомная молодость,

            Ярость моя! 

Чтоб звездами сыпалась

            Кровь человечья, 

Чтоб выстрелом рваться

            Вселенной навстречу, 

Чтоб волн запевал

            Оголтелый народ, 

Чтоб злобная песня

            Коверкала рот,—

И петь, задыхаясь,

            На страшном просторе:

«Ай, Черное море,

            Хорошее море..!».