Этим летом я посмотрела фильм испанского режиссера Карлы Симон «Лето 1993» (2017). Я пропустила его на Берлинале и Одесском МКФ в том же году, но подгадала его просмотр в этом — в дни ветреной летней киевской прохлады на онлайн-платформе TakFlix. 

В фильме же — лето перед первым классом школы, когда нет еще ответственности за выученные уроки, сделанное домашнее задание и полученные знания. Когда друзья и те, кому, в принципе, можно хоть что-то сказать и рассказать — это окружение семьи и сама семья, которую, как мы знаем, не выбирают — это данность, с которой живется так, как живется. Для Фриды, шестилетней героини этого фильма, эта данность выпадает за рамки ее рождения: ее новая семья — это семья брата ее мамы, которая недавно умерла, после того, как умер ее папа. Фриде необходимо принять эту новую семью, хочет она этого или нет, у нее нет другого выбора. Хотя она и пытается его сделать, настаивая на возврат в Барселону, к своим бабушке и дедушке, родителям ее мамы, которые во всем потакают ей. У Фриды впереди — долгий путь принятия своих новых родителей, становления близкой дружбы с ее младшей кузиной — Анной — которой, в момент этого жаркого каталонского лета всего лишь три года отроду, и прощения. О вхождении в этот путь, и его осознании — этого большого, в какой-то степени необъятного в сознании шестилетнего ребенка, но в то же время жизненно необходимого и важного пути — об этом и есть этот фильм. И здесь поражает работа актеров, не только детей, которые в таком возрасте играют сами себя, а всего актерского ансамбля.

Маленькие шаги Фриды в ее взрослении проявлены и в ее отношении к Анне. Вот она понукает младшую кузину, навязывая ей свои правила домашних игр. Вот она присваивает себе достижения Анны в помощи маме. Вот она прячет Анну в лесу рядом с домом, пугая нас поворотом событий в сторону наполненной детской жестокостью драмы. Но кажущейся бесконечной доброта, терпение и прямота высказываний ее новых родителей выводит ее на новый виток, в котором она абсолютно искренне, копируя их прямоту, предлагает Анне, как взрослой, самой решить готова ли она идти в глубокую воду речки. С чем, конечно же, Анна, как трехлетний ребенок, не справляется, ее спасает папа, но это же дает возможность Фриде разграничить для себя осознанность взрослых и детей.

Фильм автобиографичен, построен на воспоминаниях режиссера своего детства и смены семьи при аналогичных обстоятельствах, рассказан нам от лица главной героини, и уточнен монтажом. В этом монтаже, сцены обрываются, если даже конфликт, развивающийся в них, не закончен. Зачастую, их разрешение остается за кадром, что в начале создает ощущение недосказанности. Но, видя последующие сцены и развитие событий, становится понятно, что эти конфликты, недоразумения и недоговоренности, скорее всего, так и остались незаконченными, как, возможно, бы и в реальной жизни, или были разрешены таким образом, как раскрывается для истории самой главной героини Фриды (и для зрителя) в фильме далее. Такой монтажный ход еще, по-моему, сочетается с быстрым переключением внимания от события к событию, переходом от эмоции к эмоции в подвижном сознании ребенка, и дает ощущение текучести момента и невозможности уследить за каждым движением событий и людей вокруг себя.

Очень логично и последовательно собрана отсылка к причинам смерти родителей Фриды — из небольших, зачастую мимолетных, но точных крупиц в разговорах взрослых героев, в действии врачей, в копировании Фридой поведения и стиля одежды ее матери собирается история болезни и смерти от СПИДа. Фильм погружает нас, обладающих знаниями об этом вирусе после нескольких десятков лет его мирового исследования, в момент малоизвестности и невежества о нем. Показано же это таким образом, что вызывает не отторжение, а скорее — понимание и участие к такому отношению к неизвестному и устрашающему. Деталей же, которыми наполнен фильм много — они легкие, ненавязчивые и обращаются скорее всего к зрителю, обладающему какими-то дополнительными знаниями. Один из таких примеров — в сцене со сбором учебников для первого школьного года Фриды. В этом списке делается акцент на учебнике каталонского языка — ведь действие всего фильма происходит на территории Каталонии в Испании — чтобы подчеркнуть значимость его изучения в местных школах.

Другой важный пример — рядом со своим новым домом, в скале, поросшей травами и мхом, Фрида находит небольшую нишу со статуэткой Девы Марии. Эта статуэтка — Девы Марии, держащей на руках своего сына Христа, не в образе инфанта, а распятого на кресте — Mater Dolorosa или Дева Мария Скорби. Через нее Фрида пытается связаться со своей мамой, принося к этому небольшому лесному алтарю сигареты и платье. В то же время, ее новая мама, через свое участие и сопереживание Фриде, олицетворяет перевоплощение Девы Скорби в Деву Марию Сострадания, с отсылкой к не только скорби по умершим, но и к состраданию к тем, кто перенес смерть родных и близких. 

Потому, кажущийся безутешным плач Фриды в финальной сцене фильма звучит как облегчение, как принятие того, что с ней произошло, и возможного своего будущего. Это происходит в самом сердце дома — в спальне ее новых родителей, в окружении ними. В одном из своих интервью режиссер фильма Карла Симон сказала, что были сняты дубли этого финала, в которых Фрида не плакала, и это смотрелось странно и неестественно. А рыдания Фриды, ее освобождение от горя, и отзывчивость новых родителей — это и есть «хэппи энд» ее фильма.

Сейчас хотелось бы в воспоминаниях вернуться в какое-нибудь лето детства, наполненное беззаботностью, леностью жары, впитыванием нового, познаванием крепкой дружбы, уютом дома, и любви вокруг. Сколько такого лета может быть у каждого из нас, и сколько его может повториться, чтобы остаться в памяти своей пронзительной наполненностью — столько, сколько хватит впитать каждому из нас.

P. S. Фильм «Лето 1993» можно посмотреть на онлайн-платформе takflix.com в рамках программы OIFF Flashback, которая длится до 15 августа 2020 года.