Аліна Клейтман — українська художниця, одна з найяскравіших представниць арт-сцени. Навчалася у майстернях скульпторів Жанетти Соловйової, Олександра Рідного, графіка й живописця Віталія Кулікова, скульптора й графіка Володимира Кочмара. У 2015 році стала переможицею другої Спеціальної премії PinchukArtCentre Prize за роботу «Супер А. Поголи своє серце», а у 2018 році отримала Приз глядацьких симпатій PinchukArtCentre Prize за роботу «Спитай у мами».

Зараз Аліна Клейтман пише історію Старої Товстої Дівчинки. Ми зустрілися з Аліною та поговорили про її досвід, справжнє мистецтво, та майбутні проєкти.

Какой месседж несет Алина Клейтман? 

Давай вернемся к этому вопросу позже. Мне тяжело на него ответить сейчас.

Ты помнишь, когда решила стать художницей?

Смешной вопрос. Я не помню, потому что я всегда это знала и с самого детства даже не рассматривала других вариантов (смеется).

Так сложились обстоятельства, я училась на скульптора, потом поехала в Москву осваивать видео-арт и инсталляции. Видео — удобное медиа, его можно сделать за любую сумму денег.

Я создавала в те времена много самопальных выставок, и мне было удобно: нужен только проектор, чтобы показать свое искусство, и гвоздей вбивать никаких не надо.

Со скульптурой тоже самое. 

Да, но её еще перевозить и хранить надо.

Над чем ты работаешь сейчас? 

Уже год делаю проект про Старую Толстую Девочку. В рамках различных выставок показываю части этого проекта. Буду его продолжать, пока не разберусь с темой до конца.

А как эта девочка должна дальше развиваться? Она должна умереть? 

Умереть не должна, но про нее еще не все понятно.

Тебя волнует реакция зрителя на Толстую Девочку? 

Да, очень. Но отношения зрителя с моим творчеством и мое с моим творчеством — это параллельные процессы. И как ты себе представляешь, я могу узнать реакцию зрителей?

Ты получила Приз зрительских симпатий в PinсhukArtCentre. Это символично. Важно ли для тебя, чтобы твои работы видели, обсуждали?

Важно, чтобы все, о чем я говорю, было максимально ясно и понятно. Для этого я сначала добиваюсь ясности для себя, а потом для других. Этот приз доказательство того, что шалость удалась (смеется).

Другой важный вопрос — для какого зрителя и какой у него опыт. Я где-то читала, что художники ориентируются на себя. Я, создавая работы, рассчитываю на незаинтересованного зрителя с рассеянным вниманием, как у меня. Совсем не на такого, который приходит и смотрит 40-минутное видео, на котором ничего не происходит, и думает: «О, стоит посмотреть».

Честно признаться, работа «Спроси у мамы» — моя любимая. Но находиться там было невозможно, я заставляла себя. Со мной эта вся история даже на физическом уровне сработала. Я помню все эмоции.

Как приятно это слышать. Работа работает (смеется).

«Спроси у мамы» — о личных границах и взаимоотношениях между родителями и детьми. Я год собирала образы, которые выражают базовые конфликты. Эта инсталляция большая, но была еще больше.

Ты работала целый год?

Думала год, а создавала и производила несколько месяцев.

Работа рассказывает о нарушении границ этических, личностных, физических и эмоциональных: начиная с коридора из шуб, где зритель вынужден касаться чего-то неприятного и, попадая в комнату, где женщина бреет пятки, видеть то, что должно быть скрыто — интимный процесс.

Совершая насилие над зрителем, женщина одновременно совершает его и над собой. Она не чувствует ни своих, ни чужих границ. Это история о материнском образе постсоветской женщины, которая не принимает себя.

В последней комнате через увеличительное зеркало она тщательно рассматривает себя, а потом переводит взгляд на зрителей и становится понятно, что она выискивает недостатки — это единственная доступная для нее оптика. По-другому она не может.

Ты говорила, что уважаешь свой опыт, и он помогает тебе формировать практику. Какие воспоминания из детства сформировали тебя как личность? 

Мой главный принцип в работе — говорить лишь о том, что знаю я сама. Из чего мне тогда еще исходить, кроме опыта? Я не принадлежу к тем художникам, чья практика основана на исследованиях. Но я и не буду рассказывать о воспоминаниях из детства, потому что не хочу выставлять свою личность напоказ.

То есть личность и художник — вещи несовместимые?

Ты со мной разговариваешь как с художником. К этому моя личность не имеет никакого отношения.

Я не буду говорить о том, что для меня неясно или непонятно. Да, я использую свой опыт, но это происходит не напрямую.

Вернемся к Толстой Девочке. Будет ли финальная выставка?

Да. Будет и еще какие-то части проекта показаны в разных местах. Финальную выставку заранее не буду анонсировать.

Старая Толстая Девочка и её окружение — квинтэссенция инфантилизма. Жалкий и, одновременно, интересный своей патологичностью мир совершенно оторванных от себя и реальной жизни людей, погруженных в иллюзии.

Ты самокритична? Была ли критика со стороны, которая изменила тебя?

Была, когда я приехала учиться в Москву. У меня преподавал Кирилл Преображенский — классный, но жесткий. С ним я полностью разобрала свою художественной практики. Это была самая сложная критика, которую я слышала.

Например?

Например, это привело меня к тому, что какое-то время я вообще не делала никаких работ, настолько мне всё казалось нелепым. Но это был полезный опыт. Я собрала в себе смелость высказывать то, что считала нужным.

А самокритика?

У меня есть такая черта: как только работа готова, она мне какое-то время не нравится и вызывает дикий ужас. Я с трудом прихожу на открытие, потому что страдаю от того, что вижу, насколько работа несовершенна. Только через полгода я могу спокойно смотреть на неё.

Когда было открытие в PicnhukArtCentre, ко мне все подходили и хвалили инсталляцию, а мне казалось, что люди просто издеваются (смеется).

Почему ты так много работаешь с фобиями и страхами?

Что мне кажется интересным — с тем и работаю. Надо доставать наружу всё страшное, все, что спрятано куда подальше.

Мне кажется, в тебе есть желание довести зрителя до грани. Многие пишут и сравнивают твою практику с эпатажем.

Я же себя считаю наоборот очень скромной. Но, безусловно, я хочу, чтобы люди что-то чувствовали.

Теперь ты можешь назвать главный месседж Алины Клейтман?

Не могу ответить на этот вопрос. Не хочу чёткости. Я не знаю несу ли я вообще что-то.

Не планируешь персональную выставку?

Персональная выставка — это для меня сейчас слишком большая ответственность. Последние 5 лет я участвую только в групповых выставках.

Ты предупреждала меня, что будешь говорить от лица Толстой Девочки. Сейчас это происходит? 

Нет (улыбается).

Почему ты стремишься разделить себя на художника и личность? 

Потому, что я хочу, чтобы ничего не отвлекало от самой работы. Я хочу, чтобы зрители взаимодействовали только с художественными образами, а моя личность к ним отношения не имеет.

Твои работы покупают? 

Скульптуру покупали и живопись тоже. Видео нет.

Последняя выставка, которая тебя впечатлила. 

В KunstWerke в Берлине была выставка Дэвида Войнаровича. Я была просто поражена. Он и его работы для меня пример «настоящего искусства» — когда ты видишь работу, и на какой-то момент улетаешь из себя и чувствуешь, что есть что-то большее. А назад возвращаешься уже другим. Значит, работа удалась.

Если бы Владимир Зеленский сказал, что он большой твой поклонник, как бы ты отреагировала?

Забавно. Может, сделали бы видео для «Квартала 95» и представили бы его широкой публике.

Чем ты довольна и недовольна в себе?

Опять личный вопрос (улыбается). Как в салоне красоты.

Текст: Настя Калита

Світлини: Степан Назаров