Юли Голуб — междисциплинарная художница, в последние годы преимущественно работающая в области видео и видеоинсталляции. Юли Голуб родилась в 1990 году в Харькове, где закончила художественное училище имени Репина, а в 2012 году получила диплом магистра в Харьковском национальном университете имени В. Н. Каразина. Училась в Московской школе фотографии и мультимедиа имени Родченко, где окончила класс фотографии и мультимедиа под руководством Сергея Браткова.

В своей художественной практике Юли Голуб часто опирается на личные воспоминания, а также воспоминания и истории друзей и родственников, на основании которых конструирует собственные сложные нарративы, балансирующие между вымыслом и реальностью. Со временем работы Юли Голуб, как будто бы реагируя на изменения окружающей действительности, начинают жить своей жизнью и обрастают новыми смыслами и коннотациями. 

В 2020 году Юли Голуб получила Вторую специальную Премию PinchukArtCentre за свою работу «Смотри, у неё борода!». Татьяна Кочубинская поговорила с Юли Голуб об идее конкурса в искусстве, методе коллажирования и его влиянии на её художественную практику. 

Насколько я знаю, ты сейчас одновременно работаешь над несколькими совершенно разными сценариями для будущих фильмов. Это связано с ситуацией самоизоляции или же это твоя естественная художественная повседневность? 

Хочу сказать, что я всегда продуцирую очень много идей. И выбор — одна из больших моих проблем. Мне достаточно сложно выбрать что-то одно, сфокусироваться на этом и воплотить в жизнь. Чтобы осуществить проект, нужно на нем максимально сконцентрироваться и детально проработать, а какой первый выбрать — всегда очень сложно решить. Мне многие из моих текущих проектов нравятся, в том числе, продолжение проекта «Смотри, у нее борода!».

А моя художественная «повседневность» — она у меня всегда разная. Это зависит от того, над чем я в данный момент работаю и в какой стране. Например, в Польше я активно занималась портретной фотографией. Фотография — всегда часть моей практики, но такая, скажем, более подводная. Я редко показываю свои фотопроекты, но они часто ложатся в основу дальнейших разработок. К примеру, я снимала свою семью, как они готовят борщ. И это впоследствии трансформировалось в работу «Алгоритмическая семья» (2017–2018), но изначальные образы появились, когда я фотографировала мою семью. Им это очень нравилось.

Сейчас я разрабатываю различные идеи, сценарии и делаю зарисовки того, как это может выглядеть. Пока что у меня нет конкретики, где это все будет сниматься, нет финансирования, также занимаюсь поиском финансирования на проекты. Каждый проект модифицируется в зависимости от возможностей. На данном этапе пытаюсь создать максимальный потенциал каких-то образов, но также при этом минималистически представить, что возможно сделать при ограниченных возможностях, в частности, бюджетных. Всегда приходится подстраиваться под ситуации.

Сегодня многие музеи очень быстро пытаются адаптироваться к цифровой реальности. Насколько для тебя важно физическое пространство для репрезентации твоих работ? К примеру, «Бабушка в космосе» (2017) была показана и онлайн, и в виде физической инсталляции с проломленной стеной, на которую проецировалось видео. 

Мне кажется, что онлайн-выставки всегда имели место, а сейчас это стало более актуально, потому что люди не могут просто ходить на выставки в «оффлайн» пространстве. Однако, в реальном пространстве есть какая-то магия. Ты приходишь в помещение, видишь инсталляцию, это своего рода храм искусства. Если даже произведения искусства утратили свою ауру, то пространства галерей и музеев еще сохраняют эту ауру. Приход зрителя в такое физическое пространство является событием. Зритель выделяет время на то, чтобы прийти и посмотреть выставку, что предполагает работу зрителя и увеличивает вовлеченность. Зритель сознательно тратит свою энергию на то, чтобы взаимодействовать с произведением искусства. Это отдает нужное уважение искусству, работе художника, работе кураторов, а также огромного количества людей, которые вовлечены в создание инсталляции, выставки и так далее. Это другой процесс. Поэтому я очень надеюсь, что когда закончится карантин, мы вернемся к производству физических инсталляций. Хотя, конечно, онлайн-платформы останутся. Сейчас изобилие онлайн-платформ и событий для меня как для художницы выглядит как шум, из которого достаточно тяжело вычленить что-то конкретное и сосредоточить на этом свое внимание. Все время появляется что-то еще, что требует твоего внимания, мельтешит, пестрит, мешает сосредоточиться, мешает созерцанию и прочувствованию, не даёт глубины, поэтому онлайн-формат не является для меня идеальным и главным ответом. Как зритель, я предпочла бы выбрать и посетить одну физическую выставку, чем посмотреть 100 выставок онлайн. Однако в нынешней ситуации можно сделать что-то наподобие Netflix от мира искусства, Art Netflix (смеётся). Но опять-таки, я бы предпочла поход в кино, а не Netflix. Но, потому что не смогла бы в ситуации онлайн-контента на чем-то одном сосредоточиться, и прыгала бы с одного видео на другое. Очень тяжело удержать мое внимание как зрителя, поэтому я считаю очень важным создание «ситуации просмотра».

Ты часто переезжаешь, живешь в разных городах и странах. Как это влияет на тебя? Насколько свободен сегодня художник и насколько сложно адаптироваться к новым условиям жизни, войти в определенные сообщества, которые уже сформированы в местах с совершенно иной ментальностью и системой ценностей. 

Сейчас я живу в Окленде, мне здесь больше нравится, чем в Сан-Франциско, где я проживала ранее. Ситуация здесь более демократичная. Пока что мне не удалось найти то сообщество, которое бы мне хотелось, но, возможно, нужно будет формировать свое собственное, но это требует времени. Я показывала некоторые свои работы здесь. Например, «Записки из подполья» (2016), и эта работа была воспринята здесь сквозь призму Великой депрессии, но это было несколько лет назад. Сейчас из-за коронавируса, самоизоляции, накапливания продовольственных запасов (тут до сих пор пустые полки и невероятные цены на простые бытовые продукты) эта работа, возможно, будет считываться иначе. Или же работа «Комната свободы» (2014) воспринималась здесь с точки зрения вынужденного перемещения (displacement). Я, как украинская художница, делала эту работу в Москве во время учебы в Школе Родченко, и безусловно работа связана c идеями иммиграции и правами мигрантов в чужой стране, хотя изначально она скорее о событиях 2014 года в Украине и России и моих личных ощущениях по этому поводу.

А каким образом происходит этот контакт, первая встреча между неизвестным для местного сообщества художником и институцией? 

Молодых художников никто не знает, потому первый шаг всегда зависит от художника. В Сан-Франциско существует много инициатив, галерей, сообществ. На данный момент до карантина я успела посотрудничать с Root Division, которое устраивает различные ивенты и оупен-колы. Не так просто интегрироваться в американскую систему. Тут все по-другому работает, я еще в процессе понимания, как все устроено. Здесь (в Сан Франциско) также существует нон-профитное сообщество, которое устраивает еженедельные встречи, на которых художники могут презентовать свои проекты и разработки, рассказать о своей практике. Они называются Kinetech Arts (http://kinetecharts.org/). В целом мигранту нужно время для адаптации и понять, как устроены отношения, как устроено общество. Во всех странах происходит по-разному. К слову о повседневной практике. В Сан-Франциско я работала в салоне красоты хелпером. Я мыла головы мигрантам и слушала их истории. У меня есть дневник, на базе которого я планирую сделать книжку. Этот дневник посвящен именно моей ежедневной работе с этими людьми, с их разными историями и курьезными случаями. Это для меня частично такая перформативная практика, частично социальная.

Ты упоминала сообщество в Сан Франциско? Что это за сообщество и на базе чего оно было создано? 

Это сообщество создано вокруг арт-группы Kinetech Arts. Это несколько художников, которые исследуют взаимодействие танца, хореографии и современных технологий. Мне эта тема также интересна. Кстати говоря, походку бабушки по космической станции для моей работы «Бабушка в космосе» я записывала вместе с ними при помощи специального костюма, который они мне одолжили. Датчики костюма Noitom Mo Cap прикреплялись к рукам и ногам, а я изображала походку своей бабушки, которая позднее использовалась в фильме. И кстати английскую версию также озвучивала участница этой арт-группы, Alice Benedict. В этой группе постоянно экспериментируют с новыми технологиями, датчиками, различными новыми приложениями и программами, пытаясь связать это с реальностью и хореографией. В основе арт-группы пара — Weidong Yang, который занимается технологиями, и хореограф Daiane Lopes da Silva. Они, главным образом, экспериментируют с телом и технологиями, делают презентации и перформансы. Но пока что, лично для меня, концептуальной связи танец-технологии у меня не сложилось. Для меня это пока что процесс исследования.

У меня еще есть вопрос касательно премий и конкурсов в сфере искусства. В этом году ты получила Вторую специальную Премию PinchukArtCentre 2020. Есть художники, которые откровенно говорят о том, что хочется выиграть. Есть такое общее высказывание, что победа не так важна, главнее — участие. Мне кажется, что в этом есть и доля кокетства, но безусловно это зависит от самой художественной практики. Однако, насколько можно судить о такой «спортивной конкуренции» в сфере искусства. Насколько, на твой взгляд, возможен конкурс в области искусства? 

У меня есть опыт участия в конкурсах. С 8-го класса школы я участвовала в олимпиадах по французскому языку, а уже в 9-м, 10-м и 11-м я ездила на всеукраинскую олимпиаду, по ощущениям Арт премия — это то же самое. У меня выработалось определенное отношение к конкурсам. Я заняла первое место один раз по всей Украине, и для меня это был огромный сюрприз, как и с этой второй премией. Я достаточно спокойно отношусь к конкурсу благодаря тому опыту. Я стараюсь делать максимально все, что от меня зависит. Хотя я считаю, что идея конкурса является крайне травматичной для художника. Если художник не получил никакой премии, то что, он должен думать, что он хуже других? Искусство нельзя сравнивать подобным образом, и себя нельзя ни с кем сравнивать. В первую очередь, по жизни ты должен соревноваться только с самим собой. Я знала много людей, которые на этой почве получили множество психологических проблем. Из-за конкурсов и сравнения себя с другими вырабатывается чувство неполноценности и травмы. «Участие — главнее, чем победа» — это самоуспокоение, нейтрализация напряжения, которое возникает. Я считаю, что это хорошая психологическая защита. Если бы я была куратором или арт-директором, возможно, предложу ещё, если когда-либо буду участвовать в конкурсе, утрировать эту историю и сделать реалити-шоу, где художники будут третировать друг друга, как в Дом-2, Форт Бойяр или тому подобное. И Ксению Малых нужно пригласить в полицейской форме (смеётся). 

Возможно, и медицинскяа форма тоже пригодится. 

Существует разрозненность из-за конкурса, нет обобщающей программы. Есть концентрация на личностях — сейчас мы поговорим с этим, потом с этим, но нет чего-то объединяющего, даже в самой программе, которая бы помогала художникам взаимодействовать. На самом деле даже общение между собой остается на самих художниках. Они хотят — могут пообщаться, не хотят — могут даже не познакомиться. Могут даже не знать, чья работа в соседней комнате. Есть отрешенность друг от друга в этом конкурсе, и она расстраивает.

Ты говорила о продолжении «Смотри, у нее борода!». О чем оно будет? 

Видеоработа «Смотри, у нее борода!» рассказывает историю стандартной гетеросексульаной пары, мужа и жены. Однажды возвращаясь домой, они находят в своей кровати странную женщину, которая оказывается вовсе и не женщиной, возможно, и не человеком. У пары совершенно разные реакции на героиню. В итоге жена отправляется в путешествие с этой «женщиной» и её соратницами. Куда они отправляются, мы не знаем. Но в продолжении с героями фильма — реальными участниками процесса — мы обсуждали, что «наша» жена вернется на землю. Она повидала другие миры, как там живут люди и не-люди, самые разные существа, в каких они находятся отношениях, и у нее возникла надежда, что на Земле можно что-то изменить. Она и несколько бородатых героинь возвращаются на Землю, открывают салон красоты, естественно, в котором они приобщают других людей к своим идеям, опять-таки посредством разных организмов, которых они привезли из своих путешествий по другим мирам (немного Дэвид Кроненберг — это чтобы вы представили визуально существ). Люди сталкиваются с этими организмами, с которыми они начинают как-то симбиотически взаимодействовать. Возникает новый культ, новая религия, секта, ковен, в центре которого существует этот салон красоты. Безусловно это перекликается с моим опытом работы в салоне красоты, который, наверное, больше, чем просто салон красоты. Это целое эмигрантское сообщество. Салон, в котором я работала, существует уже более 20 лет, и клиенты — в основном эмигранты и дети эмигрантов, выросшие вместе с салоном. Поэтому этот салон — одновременно и сервис, и концентрированное место общения этого сообщества.

У меня сложилось впечатление, что посредством самого фильма, который показан на выставке Премии PinchukArtCentre 2020, тебе удалось сформировать определенное сообщество. Все реальные герои — участники фильма — имеют отношение к миграционной истории, у каждого свой опыт. К созданию фильма привлечены профессиональные и непрофессиональные актеры, великолепные  композиторы, божественная Виктория Лапидус, выросшая в цирковой среде, а сейчас являющаяся Звездой Гамбургской сцены, и многие другие талантливые люди. По сути, ты выступила здесь режиссером, который соединил различные опыты, а все другие участники вносили коррективы в процессе или добавляли свои идеи. 

Можно и так сказать. Тем не менее, у истоков сообщества стояли несколько людей, которые заставили этот проект двигаться вперед.

Arne Lösekann и Ariane Bethusy-Huc с энтузиазмом поддержали идею создания фильма, Ариана — наш гениальный оператор. Она, кстати, познакомила меня с Викторией. Когда я увидела Викторию, то поняла: фильму быть! Затем знакомые познакомили меня с Марией Маркиной (композитор, певица, играла женщину-полицейскую). И затем наша сеть участников постепенно начала разрастаться, за счёт знакомых и людей, которых нам удалось найти через соцсети.

У нас получилось сформировать сообщество за счет совместной деятельности, большинство людей, которые откликнулись на проект, так или иначе пережили опыт переезда, дислокации, и фильм затрагивает эти вопросы. Возможно, у них был отклик на сюжет, а ещё многим хотелось участвовать в необычном странном проекте, попробовать новый опыт, пообщаться с новыми людьми, прожить определенное событие, которое оказалось объединяющим для всех. Кроме фильма, мы в Гамбурге также устраивали выставку, перформансы, вечеринки, фотосессии, так что фильм — это только часть более глобального процесса.

Расскажи о своей методологии. Ты как-то выслала мне эскиз будущей работы, и сам эскиз уже воспринимается как самодостаточный коллаж. Я была поражена вот этим методом референсов, который уже на визуальном уровне напоминают панели знаменитого атласа «Мнемозина» Аби Варбурга, как будто ты этим вдохновлялась. В твоих работах всегда множество различных отсылок к истории искусства, кино, современности, виртуальности, будущности, которые при этом сплетаются в, казалось бы, очень логично выстроенное повествование. Насколько важен коллаж, который потом обретает «логическую» форму? 

В целом так работает мой мозг, в коллажном ритме. Я даже воспринимаю информацию и работаю с ней коллажным способом. Я не могу читать одну книгу. Я читаю и слушаю очень много книг и аудиокниг сразу, потому что мне скучно сосредотачиваться только на одном. Некоторые книги у меня висят «в процессе» достаточно долго. В принципе мне помогает то, что я в книгах пишу и подчеркиваю, за что меня всегда ругают друзья. После меня тяжело читать, но это помогает мне быстро вспомнить, что было в самом начале и начать с фрагмента, где я остановилась. Это бесконечный процесс. Некоторые книги в режиме паузы, и я потом о них вспоминаю, когда у меня возникает вопрос или мне нужно подумать о какой-то теме, я к ним возвращаюсь, могу продолжить и вспомнить. Точно так же смотрю фильмы. Посмотреть от начала и до конца — это достаточно невероятный сценарий для меня. Это значит, что фильм зацепил мое внимание, что я не перематываю и не переключаюсь. Но такое редко случается. Чаще всего у меня есть определенная коллекция фильмов, которые я задумала посмотреть, и я могу их фрагментами смотреть, перескакивая с одного на другой. Это считается расстройством современного поколения — фрагментарное восприятие. Это такой способ восприятия, свойственный людям эпохи интернета.

В моих фильмах безусловно есть некая обобщающая логика, которая позволяет дать вес идеям, что-то, что было бы ядром и держало все эти разноплановые, казалось бы, идеи вокруг себя. Если не будет точки гравитации, то все разлетится в разные стороны и будет шумом и набором идей. Мне важно нанизать идеи, как бусинки, на определенную нить. Мне важно систематизировать информацию, которая изначально была в хаотическом состоянии. Хотя меня за это ругали в Родченко, называя «литературщиной».

Для меня важно, чтобы был эмоциональный элемент в фильме. Это как изучение языка. Слово лучше запоминается, если оно у тебя связано с эмоциональным переживанием. Чаще всего у меня либо сознательно, либо подсознательно некий образ или идея связаны с моим личным событием или травмой, которые вызывают отклик и сильные эмоции. Информация и эмоции взаимосвязаны. Эмоции влияют на приоритизацию какой-то информации, и это делает нас людьми, в отличие от того, если бы какой-то алгоритм отбирал идеи. Есть такие алгоритмы, которые могут написать сценарий, но они пока что довольно примитивные. А людям свойственно быть сложными. Это делает их более интересными.

По поводу коллажей в основе фильма: возможно, это влияние фотографической практики. В фотографии принято делать мудборд, готовиться к съемке, выносить визуальные идеи на поверхность, куда-то складывать, чтобы у тебя был референс. Я давно создаю такие коллажи. Для фильма «Смотри, у неё борода!» у меня тоже на стене были коллажи из референсов для образов, для костюмов, для каких-то кадров.

Что это было? 

Вообще изначально были другие костюмы, они постепенно трансформировались в сотрудничестве с художницей Женей Логиновой. Образ бородатых женщин — это был такой коллаж из моих фотографий, я накладывала прическу из париков, чтобы создать такой образ, как должно выглядеть это прилетевшее существо. Коллаж для меня — это и подготовительная работа, и развитие идеи в визуальном смысле. В начале я произвожу брейнсторминг идей, потом происходит коллажирование образа, затем уже выстраивается конкретный сценарий и сториборд, а потом — процесс съемки. Опять-таки, когда приступаешь к съемке, у тебя должны быть тщательно продуманы все детали. В процессе съемки этого фильма я думала, что все продумала, мне было скучно уже, хотелось снимать, но понимаю, что в перспективе буду работать еще более детально. Подготовка перед съемкой является чуть ли не самой основной. Необходимо продумать каждый кадр, перед началом съемок нужно знать историю каждого персонажа, придумать его предысторию, почему он действует так, а не иначе, нужно иметь детальное представление, чтобы говорить с актерами и объяснить им мотивацию.

Мне кажется, что впервые в своей работе ты сотрудничаешь с музыкантами и композиторами. Расскажи об этом опыте и как удавалось вербализировать твое воображаемое представление о том, какими могут быть арии. По сути ты делегировала свой поток ассоциаций кому-то, кто нашел этому выражение, на котором вы сошлись. 

У нас в фильме гениальные музыканты — Мария Маркина и Марк Лейер (Mark Leyrer). Они написали всю музыку к фильму. Мы сотрудничали, я им присылала референсы, у меня было видение, что должно быть там, они это как-то интерпретировали и сверялись со мной. Центральной музыкальной сценой в фильме является сцена танца. Это настоящий шедевр совместной работы Маши и Марка. Мы совместно обсуждали, что там может быть. Для себя я знала, что это сцена телепатического общения между героинями, что это должен быть инопланетный язык, частично понятный, частично непонятный. Я отправляла Марии текст со всеми этими странными словами, там встречаются английские слова, то ли латинская, то ли японская речь, но и Мария, имея большой музыкальный опыт, участвовала в том, чтобы найти правильную форму. Она нашла барочную песню Hor che tempo di dormire, она и стала нашим главным референсом.

Мы очень много музыки разной перебрали. Было важно, чтобы я дала музыкантам какую-то конкретику. Они люди талантливые, и могут сочинить, что угодно. Без референсов было не обойтись. Один из референсов — это Эдуард Артемьев, который много сотрудничал с Тарковским и писал музыку к его фильмам, также Mort Garson с альбомом Mother Earth’s Plantasia. Всегда, когда над чем-то работаешь, нужен образец, нужна опора, от которой можно отталкиваться в прыжке или полете. Чтобы взлететь, нужно от чего-то оттолкнуться. Мне очень повезло с талантливыми людьми. Возможно, это везение, возможно, я подсознательно чувствую, каким людям можно доверить свои замыслы. Я безмерно счастлива, что мне удалось посотрудничать с такими невероятно одаренными людьми. Не могу дождаться новых совместных проектов!