Настя Хлестова — искусствоведка и кураторка из Харькова, со-основательница artist-run галереи ГАРАЖ 127; работает с проблематикой художественного процесса и места молодого художника в структуре современного искусства. Настя Хлестова — одна из тех людей, которым интересно работать в регионах и развивать локальную среду, работая с совсем юными авторами. В поле ее исследовательского интереса находятся artist-run галереи и пространства, которые развивают практики локальных художественных кругов, а также сосредоточены на помощи молодым авторам. Так, например 127 ГАРАЖ инициировали проект «Первая выставка», который помогает молодым авторам реализовать свои проекты.

Перед самим карантином Настя стала сокураторкой выставки «Нарушители будут выявлены», организованной Британским Советом в Украине в рамках программы SWAP UK / Ukraine. Судьба выставки сложилась непросто, практически в первые же дни она была закрыта в связи с карантином, а вскоре демонтировала. И теперь о ней можно судить только лишь на основе отзывов и виртуальных материалов.

Катерина Яковленко поговорила с Настей Хлестовой о работе с художниками, поддержке молодых авторов, а также о развитии локальной художественной среды.

Расскажи о выставке «Нарушители будут выявлены». Тебе пришлось работать с художниками, которые были заранее известны. Как работать куратору в таких условиях, когда по сути он не может выбрать ни тему, ни авторов, а по сути за него с помощью open call были отобраны художники?

Это не первый раз, когда я работала в таком формате. Это всегда немножко сложно и немножко странно. Впервые это было, когда мы с Антоном Ткаченко курировали фестиваль Non Stop Media в Харькове. В Non Stop-е нам не так повезло, как повезло в этот раз с Ильей Заболотным (со-куратор выставки «Нарушители будут выявлены»), потому что тогда все проекты были очень разрозненные и мы в итоге выстраивали экспозицию исходя из каких-то визуальных точек. Грубо говоря, только визуальная линия вела зрителя по экспозиции. Что же касается выставки «Нарушители будут выявлены», то здесь все было иначе. Когда я поехала на резиденцию в Великобританию, то уже знала, что буду со-курировать выставку, потому что так происходит каждый раз в рамках данной резиденции. К тому же, я видела две предыдущие выставки.

На них четко просматривалось, что на художников, которые участвуют в резиденции, очень сильно влияет локация. А так как локация для всех или Украина, или Великобритания, то и выставка выстраивается на каких-то образах и впечатлениях от страны. В этому году так совпало, что многие ощутили влияние Brexit и я это очень остро чувствовала, когда пребывала в шотландской резиденции. Поэтому напряжение, которое витало в воздухе, было первоначальным и основной нашей точкой отсчета для создания выставки.

Это был очень классный опыт. Мне нравится работать с людьми и я выяснила, что мне, как кураторке, нравится работать в команде. Мне очень комфортно, когда есть люди, с которыми я могу обсуждать идеи и с которыми могу спорить.

Влияла ли локации в Днепре на построение экспозиции?

Изначально мы знали, что хотим использовать обе площадки (Артсвит и Центр современной культуры в Днепре). И галерея, и Центр современной культуры — интересные. Мы долго рассуждали как сделать правильно, стоит ли экспозицию делить, стоит ли каждого художника показать на обеих площадках, чтобы было как будто две дополняющие друг друга выставки. В итоге решили, что большую часть художников мы покажем в Центре современной культуры, потому что сам Центр больше сам по себе. В галерее же мы решили показать preview самой программы резиденций и двух британских художниц, которые очень хорошо друг друга дополняли. В Артсвите было легче работать, потому что это формат галереи, белого куба, а Центр — пространство очень активное и очень интенсивное. Нам хотелось каким-то образом не подчинить его себе, а раскрыть его потенциал. Поэтому мы хотели сделать очень свободную, дышащую экспозицию.

Кто такие «нарушители»?

Как ты уже отметила, у нас был ряд художников, с которыми нам нужно было работать. Мы не хотели ломать или подстраивать под какой-то наш нарратив. Многие работы были созданы во время резиденции и именно целью создать работы, предоставить возможность и поддержку художникам и является задача резиденции. Поэтому мы поговорили с каждым из художников, посмотрели их работы. И когда уже собрали все эти разговоры и все фотографии, стало понятно, что есть какая-то общая линия повествования о каких-то правилах и запретах в сообществах, которые до сих пор существуют, но которые уже достаточно устарели. Поэтому стали думать, как это можно обыграть в названии и в концепции. Поэтому появилось название «Нарушители будут выявлены». На самом деле это название — это часть таблички, которую сфотографировал украинский фотограф и участник резиденции Женя Никифоров во время пребывания в Великобритании. Это было частью его исследования.

Есть ли общие черты между молодыми украинскими и британскими художниками, какие?

В этом году на резиденции было много фотографов — Женя Никифоров, о котором я уже говорила, и также британские фотографки — Алиша Фернан и Кетрин Лузинг. Но они по-разному смотрят на свой объект изучения. Я не думаю, что это связано с тем, что они из разных стран, скорее это их личный интерес.

Ранее в разговоре со мной ты говорила, что тебе гораздо интереснее работать в регионе. Ты работаешь в Харькове, чей час вот был проект в Днепре. Какие особенности работы в подобной среде?

На самом деле каждый регион отличается. Мне очень понравился город Днепр, там есть очень активные люди, которые горят своей работой и которым очень хочется развивать культуру в городе. Мне, собственно, из-за этого и нравится работать не в Киеве, потому что в Киеве я понимаю, что очень много возможностей и всегда будет кто-то, кто будет работать в поле культуры. В Киеве культурой занимается гораздо больше людей, чем в Харькове и гораздо больше людей, чем в Днепре. Мне бы хотелось ощущать себя нужной и, мне кажется, что в Харькове я нужнее, чем в Киеве. И в Днепре я нужнее, чем в Киеве. И я думаю, что подобное отношение двигает не только мной, но и многими другими людьми, которые все еще остаются в регионах.

Расскажи о вашей artist-run галерее ГАРАЖ 127.

Это наш проект с моим партнером Антоном Ткаченко, с которым мы сотрудничаем вместе с 2015-го года. Мы все время работали над разными проектами с молодыми художниками, потому что понимали, что в Харькове не так много возможностей. Нам хотелось каким-то образом развивать себя и развивать культурную сцену вокруг нас. Собственно, из-за этого появилось наша группа ВІДСОТОК, которая объединила вокруг себя молодых художников из Харькова и не только. Мы старались ездить по разным городам, делать там выставки. В прошлом году мы поняли, что нам хочется свое пространство, потому что хотелось не только ездить, но и привозить куда-то художников. Это было первым импульсом для создания 127 ГАРАЖ.

Какие были сложности в организации? Изучала ли ты подходы прежних опытов подобных пространств в Харькове, потому что подобные примеры уже существовали в 1990-е и нулевые.

Конечно, мы знали о подобных опытах в Харькове. Я уже к тому моменту несколько лет работала над диссертацией о разных выставочных пространствах в Украине. Весной 2019 года мы как раз были у Саши Кадзевич в ее пространстве NOCH. Это было очень вдохновляющее знакомство. Мы увидели, как она в это вкладывается и какую она получает отдачу от людей. Это очень здорово. Я, к сожалению, не застала ни одно из пространств в Харькове. То есть, я о них слышала и читала, но лично не была в них. Я знала, что в Харькове это уже такая историческая штука, что, начиная с советского времени это была чуть ли не единственная возможность показать свои работы.

Что касается сложностей… Ранее я работала в Харьковской муниципальной галерее и там у нас была площадка Арт-подвал. Это тоже не белый куб. Это на самом деле подвал, в котором холодно и сыро летом, и только когда отопительный сезон там тепло и более-менее комфортно. Его сделали сами работники Муниципальной галереи и художники, работающие с галереей. Я также не застала момента его создания, но увидела какой потенциал есть у сообщества. Мне показалось, что и мы можем использовать потенциал нашего сообщества. В гараже мы все сделали своими руками. В основном, конечно, Антон. И свет, и гипсокартонные стены. Сейчас ГАРАЖ 127 похож на белый куб. То есть, он мимикрирует под белый куб. Конечно, сложности с работой в таком пространстве есть, потому что он может работать только в теплое время года, т.к. там нет отопления. Но мы проводили там разного рода мероприятия, в том числе зимой, поэтому в принципе все возможно. Главное — заинтересовать людей. Если люди заинтересованы, то особенности пространства становятся не багом, а фичей.

Расскажи о своей диссертации, к чему ты пришла в своем исследовании?

Я бросила аспирантуру в прошлом году, поэтому результата никакого нет. Я изучала достаточно долго украинскую выставочную деятельность, мне был интересен именно украинский контекст. Потому что когда я еще училась в Государственной академии дизайна и искусств, столкнулась с тем, что очень мало где можно было почитать про украинскую выставочную историю. Это дало мне какой-то толчок для того, чтобы начать этим интересоваться. А потом, когда уже начала работать в Муниципальной галерее, поняла что есть ресурс и люди, которые могут мне об этом рассказать, а я могу записать и каким-то образом преобразовать в исследование. Но выяснилось, что наука — это не совсем мое. Мне интересно собирать эти знания, но мне не очень интересно преобразовывать их в научный текст. У меня были статьи про Львов, Одессу, Харьков, но вот на этом я и закончила.

Когда я изучала выставки, я интересовалась не только самоорганизованными пространствами, но и вообще смотрела на то, как развивалась выставочная деятельность в Украине. Я выяснила, что в Одессе это было очень часто каким-то образом это было зацикленное на музеях. Потому что многие деятели современного искусства в то время работали в музеях. Поэтому у них были выходы на такого рода пространства. Во Львове для выставок выбирали места не всегда предназначенные для такого рода мероприятий. В Харькове это были в основном какие-то гаражи или чердаки, подвалы, бывшие бомбоубежища. Они все в основном прекращали свое существование из-за того, что были завязаны на конкретных людях. Как только человеку надоедает или как только он переезжает куда-то, все закрывалось. Я очень долго думала, хорошо это или плохо, можно ли с этим что-то сделать. Собственно, моя резиденция в Великобритании помогла мне ответить на этот вопрос. Глазго — город, в котором огромное количество таких пространств, они поддерживаются государством и там существует совершенно другая система функционирования artist run-пространств. Исторически так сложилось, что самые большие пространства существуют уже на протяжении 15-20-ти лет, они организовывались с пониманием того, что есть комитет, то есть люди, которые организовывают это пространство. Не один человек, а к примеру пять. Они договариваются о том, что будут меняться раз в полтора, два или три. И, собственно, человек, который работает над пространством, работает в течении этого срока, потом уходит, организаторы объявляют open-call, по результатом которого приходит новый человек. Но проблема в том, что таким образом люди подчинены пространству, а не пространство людям. Это очень сильно выматывает. Я разговаривала со своими коллегами там и они говорили, что подобный формат высасывает все силы. Поэтому этой работой занимаются в основном выпускники художественных школ. Они вкладываются в это и потом совершенно вымотанные выходят из таких пространств, без желания что либо делать. В Украине, когда человек выгорает, пространство просто закрывается. Для меня это до сих пор открытый вопрос: как должно существовать такого рода пространство, должно ли оно зависеть от человека, или же наоборот.

Как вы поддерживаете свои силы и проводите выставочную деятельность? Есть ли у вас какой-то план, похоже ли это на институциональное планирование или есть какой-то другой формат?

Одна из причин, почему мы хотим это продолжать и почему мы это делаем, это потому, что нам кажется, что работа с институциями и в институциях — это не совсем наше. Мне и Антону нравится руководствоваться своими чувствами, то есть работать с людьми, которые нам нравятся. Если ты работаешь на институцию, ты не можешь руководствоваться чувствами, ты должен руководствоваться интересами институции. У меня есть опыт работы с институцией и это хороший, интересный опыт. Но сейчас мне хотелось бы делать что-то совсем другое. Мне кажется, что пока мы горим, это и будет нас держать на плаву. Конечно, бы неплохо получать поддержку от государства.

Расскажи о знаковых для тебя и Антона проектах. С какими темами вам интересно работать?

Было очень здорово, когда мы только открылись. Это была выставка харьковских графиков. Мы решили, что было здорово показать их работы. ГАРАЖ 127 находится в новострое, в жилом комплексе не очень далеко от центра города. И люди, которые здесь живут, это в основном семьи. Нам казалось, что если мы покажем графику, то она будет более понятной нашим соседям. Кроме того, мы думали что проводя такие выставки сможем каким-то образом помогать художникам продавать их работы. Пока это не сработало. Но это была очень хорошая выставка, она была действительно понятной и интересной для многих. Мы хотим продолжать работать в этом же ключе, мы хотим работать с нашими соседями. И мы поняли, что можем создавать сообщество из людей, которые живут рядом с нами.

Сейчас мы в основном работаем с молодыми художниками и, собственно, развитие художника и функционирование арт-среды — это те темы, которые изначально нас интересовали. У Антона есть свой проект «Галерейный мальчик», в которым он занимается исследованием того, как существует арт-среда. Это такой ироничный проект. И, собственно, мне кажется, что все наши проекты достаточно ироничные. Я бы в целом хотела бы сделать современное искусство менее серьезным и по возможности сделать так, чтобы люди, которые занимаются современным искусством, умели смеяться над собой.

Кто эти художники, с которыми вы работаете?

Когда мы только начинали, у нас был круг общения, который развивался и пополнялся. Одна из первых художниц, с которой мы начали работать, это Оля Федорова. И мы до сих пор с ней работаем. Нам интересно смотреть за тем, как она развивается. А когда ты смотришь, как растут те авторы, с которыми ты работаешь, ощущаешь, что и ты растешь.

Ну, Оля Федорова делает не только ироничные проекты.

Я не говорю, что все работы художников должны быть только смешными и ироничными. Мне кажется, что я могу их так показывать, чтобы это могло быть иронично. У нас был проект в Арт-подвале Муниципальной галереи в 2016-м году «Базовые знания о мире современного искусства», где Оля показала очень смешной проект. По-моему, он назывался «Кажется, сорвалось все». И это была переписка из мессенджеров, в которой она рассказывала всем, своей семье, своим друзьям, своим родственникам, своим коллегам, что проект, на который она брала отпуск и должна была уезжать на весь сентябрь, сорвался. Она рассказывала, что «я никуда не уеду, могу приехать на дачу», «я не беру больше отпуск, потому что мне он не нужен», «я никуда не еду, так как моего проекта не будет». Это было, это было смешно.

Расскажи о вашем отношении с Харьковом. Есть мнение о том, что этот город — город агрессивной среды. Ощущаете ли вы это? Как это проявляется?

Когда я начинала работать в художественном поле, это была Муниципальная галерея в Харькове. Поэтому, все, чему я научилась и что умею сейчас, я получила благодаря Муниципальной галерее и Татьяне Тумасян. Поэтому то, что среда агрессивная, я узнала уже после, когда стала ездить и знакомиться с другими людьми. Я не чувствовала этого изначально. Конечно, я знала, что существуют какие-то конфликты в арт-среде. Но я также читала Фейсбук и понимала, что в киевской среде присутствуют такие конфликты, а иногда они еще серьезней и жестче. Но другое дело, это Харьков сам по себе. Культурная среда здесь сосредоточена вокруг 3-4 институций. И из-за этого каждый конфликт, который возникает, набирает обороты и становится таким снежным комом, который поглощает все вокруг. Ты никуда не спрячешься, потому что среда — это замкнутый круг.

Что же касается ГАРАЖ 127 — мы же не институция на самом то деле. Потому что это два человека — я и Антон. Поэтому, я надеюсь, что мы сможем сотрудничать с разными людьми и не вступать в конфликты.

Расскажи о планах вашего пространства.

Мне бы очень хотелось принимать у себя резидентов. Мне кажется, что мы можем делать разные проекты, начиная от каких-то DIY-ных резиденций, до буквально резиденций на больший срок, можем приглашать людей пожить у нас, потому что мы живем рядом с гаражем. Нам хотелось бы делать международные проекты в том числе. Сейчас как раз мы планируем развиваться в этом направлении. Также хочется продолжать работу с харьковскими художниками и рассказывать нашим соседям об авторах из нашего города.

Расскажи о финансовой составляющей. Поддерживать такое пространство сложно, но и сложно самому выживать, потому что данная работа не является оплачиваемой, это по сути хобби.

Эта проблема для меня всегда существовала. Я никогда не могла жить за счет только занятия искусством. Потому что, даже если есть какой-то большой проект, он не поддержит тебя так долго, как ты над ним работаешь. То есть, допустим ты работаешь над выставкой полгода, но ты получаешь за него гонорар, который не позволит тебе выжить на протяжении этих полугода. Поэтому и у меня, и у Антона есть фриланс, которыми мы занимаемся для того, чтобы зарабатывать. Конечно, если мы получим гранты, то в каждый грант мы закладываем деньги на развитие. Собственно, этому я научилась в Шотландии. В artist-run пространствах люди, которые ими занимаются обычно не получают зарплату, то есть, они должны где-то еще работать и параллельно поддерживать функционирование этих пространств. Это общая проблема для всего культурного сообщества не только в Харькове, но, мне кажется, и в Европе тоже.

Следишь ли ты за подобными пространствами в Европе? Какие еще есть модели существования?

Я очень много изучаю artist-run пространства в Европе. В Австрии, например, и особенно в Вене очень хорошая государственная поддержка. Поэтому Вена — один из городов с наибольшим количеством подобных локаций. Они очень хорошо взаимодействуют, поддерживают друг друга, стараются делать так, чтобы у них открытия были в разные дни. Они работают будто это сеть. В Глазго также существует государственная поддержка. Я, например, в Глазго останавливалась у художников, у которых одна из комнат в квартире одновременно является и таким поп-ап выставочным пространством, на которое они получают финансирование. Везде работает грантовая поддержка, ты не получаешь деньги просто так, ты должен каждый год подаваться на грант, просто вероятность, что ты его получишь, очень высокая. А вот когда я была в Барселоне, выяснилось, что в Испании нет такой государственной поддержки, потому что почти все деньги, которые уходят на культуру и искусство, уходят в большие институции. Поэтому эти небольшие галереи функционируют в основном или на деньги владельцев или на деньги спонсоров. Еще один популярный формат, когда галерея — это часть большого здания. В здании на всех верхних этажах мастерские, а люди, которые занимают эти мастерские, скидываются и на общие деньги существует галерея. То есть, они платят за мастерскую и плюс еще немножечко. Эта сумма позволяет функционировать галерее. Конечно, это не те деньги, которые могут оплачивать зарплату сотрудникам или даже основателю.