Про проєкти 2020–2021 року

«Пейзаж—сувенір»

Какое-то время я нащупывала, экспериментировала и поняла, что мне нравится и комфортно использовать сразу несколько медиумов, в том числе работать со всей средой, включать туда живопись и инсталляцию, наполнять пространство разными процедурами восприятия. Много лет я не осознавала, что работаю с объектом, практика коллажирования и письма на дереве мне казалась экспериментом с материалом, но не с объемным типом. Даже выставку в The Naked Room я назвала бы не живописной, а инсталляцией комнаты, памяти и моего диалога с дедушкой.

В зале присутствовала всего одна работа, которая написана по фотографии дедушки — им сфотографирована, а мною написана. Все остальное — мои фантазии, в которых есть фрагменты с его фото, но уже очень абстрактно и размыто. В этом проекте получился внутренний диалог, которого особо не было при жизни моего дедушки, ведь он был достаточно закрытым человеком. Но я нашла отражение того, что я ищу в своих сюжетах, композициях, именно в его фотографиях — так и родилась идея этого разговора. В экспозицию был добавлен мой белый стих о том, как я представляю его жизнь, каково это было — находиться всю жизнь на корабле, плавая и пребывая оторванным от всего происходящего. Также в этой серии совершенно нестандартная для меня цветовая гамма, потому что обычно я пишу в мутноватых, серовато-загрязненных оттенках, и это своего рода очередная точка соприкосновения для меня.

Стих — важная деталь, которая не может быть не озвучена — это объект, встроенный в светильники. Собственно, он и дал толчок к названию этой выставки. И в стих, и в работы я внедряю момент распыления, который меня волнует: у дедушки в последние годы его жизни развивалась деменция, и когда у него стиралась память, он переставал узнавать членов семьи, но помнил свои путешествия; знал, что плавает, но не знал, где находится. Этот момент отчасти объясняет выбор сюжетов — таких парадоксальных, праздных, растворенных: потерянность и невозможность словить какое-либо воспоминание. То ощущение, когда они, как в калейдоскопе, в тебя вонзаются, отчасти созвучно с тем, что я слышала и чувствовала во время общения с дедушкой.

С последними выставками текста в моих работах становится все больше. Я не знаю, насколько это правильно, но не делать не могу: наступает тот момент, когда я не создаю никакие объекты и не занимаюсь живописью, а работаю только с текстом, перестановкой фраз. Я постоянно что-то записываю, конспектирую и потом из того, что есть, создаю странные, небольшие рассказы.

Во время последней резиденции в Зальцбурге итоговую работу я полностью посвятила тексту. В неком смысле превратила текст в объект — я вышла из стен крепости, где у нас проходили занятия, и посвятила несколько дней прогулкам по городу, все записывала, выписывала какие-то надписи на стенах, переводила их. Все это гибридно сочеталось с новостями, которые я читала, и фестивалем музыки, театра и оперы происходящим в это время в городе. В итоге написала текст из отголосков о том, что было снаружи. Комбинируя украинский, английский, немецкий языки, я сделала из этого коллаж, который проецировала на огромные панели внутри замка, закрывающие вид на город. У меня есть стремление работать с текстом и превращать его в некую скульптуру.

«Пленер — недоступний»

Этот проект работает в диалоге с выставкой в The Naked Room, но здесь речь идет о мимикрии, странствии, попытке архивировать Noch — сохранить уже не существующее пространство в прежней оболочке. «Пленер — недоступен» начался со случайного наблюдения: в маленькой комнате Noch было окно, закрытое огромным листом серой бумаги, который со временем выгорел. Это и было точкой отсчета моего желания экспериментировать с материей, узнать, что с ней может произойти, насколько она слаба, посмотреть, на что способна живопись с такими моментами, как, например, непреднамеренные касания листа бумаги. В данном случае получилась еще одна смысловая надстройка — галерея Noch, которой больше нет. Когда я представляла проект, он мне виделся более несвязным, незаметным, но пришлось сконструировать некие лабиринтообразные строения, потому что большая часть работ художниц была помещена в одно огромное пространство и необходимо было определить границу, чтобы работа заработала, а не просто была подвешена к стене и где-то там рассыпана. Проект получился эфемерным, но вместе с этим мне нравится, что можно позволить себе переход из одной части зала в другой, пройти один круг, а потом еще один, повернуться и поразмыслить о том, что, возможно, стоит поискать смысл в другом месте. Мне хотелось, чтобы люди могли дрейфовать в этом ускользающем пространстве незакрепленных объектов, где связи проложены неустойчивым рисунком пауз и задержек. Где время замедляется, а процесс угасания, завершения — бесконечен.

Есть несколько точек того, как можно начать рассматривать работу — совершенно необязательно быть внутри и снаружи этого контекста. Инсталляцию дополнял и был ее важной частью рассыпанный цветной песок и остатки мела. Этот элемент, как мне кажется, давал слабые, неощутимые сигналы, которые потом оставляли в тебе след и немного расшифровывали понимание всего проекта.

Связь с проектом «Пейзаж—сувенир» прежде всего заключается в выборе материала, который иногда играет ключевую роль для расшифровки всей идеи или хотя бы конструкции определенного смысла. И там, и там — картон, переработанный в TNR, строительный, а в «Пленер — недоступен» — старый, обожженный. Произошла переработка и переосмысление ненужного материала, крайне хрупкого и очень податливого. И там, и там были осколки фигуративности, но в «Мухах» — это осколки истории, узнаваемые или нет фрагменты города, перепутанные, сбитые пути, все, что связано с потерей места и отсутствием нового. Забывание всего и некий калейдоскоп — связующая история между двумя проектами. 

«Калiнiна Виноградна Садова»

Помимо персональной выставки в The Naked Room и участия в конкурсе «Мухи», были еще работы, но в 2020 году я сделала проект без зрителя — «Калiнiна Виноградна Садова». Он был реализован в рамках программы поддержки художников во времена пандемии от Open Place и CEC ArtsLink, позже я показывала видео-документацию.

«Калiнiна Виноградна Садова» происходила в октябре, тогда мне хотелось выйти за рамки институциональной репрезентации искусства — чисто гипотетически я могла бы что-то организовать в своем пространстве, но изначальным условием при создании Noch было то, что это место не для показа моего искусства. Мне хотелось найти выход для себя, пойти на какие-то неисследованные территории: место и так было наполнено мной, каждая выставка все равно предполагала взаимодействие с предметами, со следами на стенах, деталями, которые, собственно, и являются частью моего быта и практики — я коллекционирую странные вещи, которые часто использую в инсталляциях. Думая о реализации проекта там, я не видела вызова для себя и не могла по новому посмотреть на пространство. Важно покидать стены мастерской и делать выставки где-либо еще, это дает возможность взглянуть на свою практику под другим углом.

Сам проект состоял из живописной серии 8 холстов. И хотя я обычно работаю с коллажем, вклеиваю, обрабатываю вырезки из газет и журналов, пишу поверх, то есть создаю наслоение смыслов, где живопись используется как инструмент, в этот раз я использовала площадки вроде OLX как источник для поиска образов. Там огромное количество сюрных и поразительных для меня композиционных сюжетов — посмотреть хотя бы на то, как люди фотографируют себя в шубах и кольцах. Я сделала серию скриншотов, которые потом скомбинировала между собой, и таким образом получилось своеобразное наслоение, спаянное в картинке — я перевела один медиум в другой, а потом это все написала. Живопись я поместила в незастроенное пространство: все происходило на участке моих родственников, которых там не было очень много лет, а само место — небольшой клочок земли в селе Морозовка, что в 40 минутах езды от Одессы. Там я нашла очень видоизмененные, почти апокалиптические конструкции, куда поместила свои работы. Какие-то полотна я сняла с подрамников и в итоге вышло взаимодействие со светом и ветром, которое было важно для моделирования пространства работы и создания особого феноменологического опыта. Мне чисто интуитивно показалось интересным соотношение этих сюжетов на такой полузаброшенной, разомкнутой, дикой, никому не нужной территории. Я исследовала пустой ландшафт, где все равно кто-то был рядом по соседству.

Работы стали возможной иллюстрацией моих представлений о жизни людей в этом месте, такой приватности без частного, где пунктирно и слабо намечены возможные связи между вещами и явлениями, важными для выживания в этой бескрайней степи. К тому же мне как художнице было интересно выстроить условные рамки и для самой себя: проект происходил на трех локациях и было забавно полдня все устанавливать, делать фотоотчет, снимать видео, а потом все складывать. Вышел перформанс для меня и моего партнера, но как по мне, это полноценный соло-проект и в целом это нормальная практика, когда что-то происходит без зрителя.

Про галерею Noch, співпрацю з інституціями та статус молодої художниці

С институциями иногда довольно сложно сотрудничать — находить точки соприкосновения и договариваться так, чтобы все происходило на равных условиях. Я молодая художница и с институциональной критикой выступать не буду, но отчасти создание Noch было моим ответом на отсутствие каких-либо альтернативных площадок в Одессе — иногда лучше брать инициативу в свои руки и создавать ситуацию вокруг себя. Я очень надеюсь, что в Одессе появятся наши последователи, мне кажется, мы с Гарри Краевцом показали на своем примере, что довольно реалистично действовать, а не ждать приглашений, навязываться, отсылать свои портфолио и продолжать различные практики, которые все совершают только потому, что никто не знает секрета — ключа, которым можно открыть дверцу и стать видимым для больших и важных столбов мира искусства.

Noch закончилась, по крайней мере перестала существовать в Одессе — в какой-то момент я почувствовала, что хорошо бросать себе вызовы. Когда проект стал успешным, громким делом (как мне казалось), мне стало тесно и захотелось покинуть стены мастерской, где я находилась 7 лет. Одновременно с этим решением я прошла на программу длительной резиденции от De Ateliers — институции, которая занимается поддержкой художниц и художников в начале их профессиональной карьеры, (но без возрастного ограничения) в Амстердаме. Они выбирают 10 авторов со всего мира и предоставляют возможность поработать два года в собственной студии. Все, что требуется от художника — это работать и раз в неделю встречаться с тьюторами. Само место курирует 4 художника и самое важное для меня это возможность коммуникации. За всю мою художественную практику единственное, чего мне не хватало — это диалога, критической рефлексии, обсуждения того, что ты делаешь, обмена мнениями.

Идея Noch у меня была давно, но для уверенности мне не хватало партнера. Я скорее интроверт, мне сложно даются публичные высказывания, интервью и т. д., но я убедила себя, что все, что страшно, как правило, оказывается самым необходимым, и это нужно делать в первую очередь. Коммуникация — очень важная часть работы. Возможно, Noch превратится в кочевой проект, который уедет со мной, потом вернется или станет гибридным, наполовину виртуальным. Не знаю. Он не полностью исчез, но пока приостановлен. На данный момент я чувствую, что с моей стороны было много активностей и взаимодействия с большими аудиториями и сейчас точно есть желание войти в студию, погрузиться в работу,  остановить это стремление мгновенной презентации и попытаться ничего не делать какое-то время, а прийти к понимаю, чего я достигла. 

Я четче пойму, что такое «молодая художница», когда переступлю эту грань. Просто когда ты долго находишься в этом статусе, он размывается, распыляется как и многие понятия, связанные с искусством. Мне кажется, что превратиться в состоявшегося можно в одно мгновение, если у тебя в портфолио несколько выставок и ты как-то прозвучал.

«Молодой художник» — это внутреннее состояние становления. Наверное, иногда выгодно быть в позиции молодого. Это зависит от места, где ты работаешь — если этот новый феномен поддерживается, развивается, то, конечно, здорово быть молодой художницей как можно дольше. Но что делать дальше, если ты сделал перерыв в своей практике, немного отсрочил, перешагнул за 36, но одновременно чувствуешь, что пробудился и готов экспериментировать? Это один из важных пунктов в описании молодого, когда ты можешь себе позволить не так явно выстраивать линию соотношения одного проекта с другим. Да, хорошо, когда она ощущается, но и должна быть видна свобода действий, ты можешь резко повернуть в другую сторону, предугадывая нечто в этой реальности, до того как это случилось, несколько раз обернуться и прокрутиться на месте, не описывая, но пытаясь ухватить то, что не находится прямо перед глазами.