Давайте начнем с самого начала: как собственно «Могрица» превратилась из студенческого пленэра в курируемый проект? Ведь в начале это был именно пленэр для студентов Сумского колледжа.

Анна Гидора: Получилось так, что студенческий пленэр проходил параллельно с проектом художников. 2002 год собрал в Могрице активных ленд-артистов при поддержке фонда «Відродження». Митці много говорили о ленд-арте и возможностях его развития, в том числе о необходимости кураторства.

Кто этих «митців» пригласил? Кто их выбрал?

А. Г.: Ленд-артистов в Украине, собственно как и в мире, не так много, поэтому пригласили тех, кого знали.

То есть это было комьюнити людей, которых вы знали лично, и все были связаны друг с другом? Это была естественная среда людей, которые естественным образом оказались в одном месте?

А. Г.: Да, люди, которые занимались ленд-артом, общались между собой и, естественно, мы их приглашали. Еще в 2001 году была выставка в Киеве, но это уже история, это не интересно…

Интересно, очень интересно! Где эти люди были до Могрицы, где они собирались, чем занимались и что в общем происходило?

А. Г.: Вы знаете о фестивале «Весенний ветер»? [ленд-арт фестиваль «Весенний ветер» основан Андреем Блудовым, Виталием Сердюковым и другими в 1996 году. До 2017 проходил ежегодно в Киеве под кураторством Андрея Блудова и Алексея Малых], который был проведен уже в 1996, за год до «Могрицы.» На Посхотинке, вблизи Андреевского спуска в Киеве, художники Андрей Блудов, Виталий Сердюков и Алексей Малых организовали фестиваль объектов, элементы которых взаимодействовали с ветром. Соприкосновение с природным явлением в городской среде было наполненное эмоциями праздником и первым проектом ленд-арта, где участвовало много художников. 

До этого все работали индивидуально или маленькими группами. С 1996 года происходит всплеск ярких  событий в ленд-арте Украины. Владимир Бахтов после проекта «Реконструкции» в древнегреческом городе Ольвия делает вместе с Николаем Бабаком запомнившуюся выставку в Доме художников. В это же время Петро Бевза и Алексей Литвиненко, Николай Журавель, Глеб Вышеславский, Анна Сидоренко, Сергей Якунин, Владко Кауфман делают свои циклы ленд-арт проектов и участвуют в зарубежных симпозиумах в Австрии, Калифорнии, Эстонии. Петро Бевза предложил сделать выставку эскизов проектов и мы ее провели в ЦСМ  «Совиарт». Но в процессе организации выставки выяснилось, что у нас разное понимание кураторства, и поэтому у нас остались горизонтальные отношения и взаимодействия. То есть, номинальным куратором была я, но это была больше работа организатора и координатора, ну и всегда фальсификатора как хранителя главной идеи нашего симпозиума «Простір покордоння» в Могрице. Так что кураторской работы как таковой у нас до переезда в другое место (до 2013 года) и не было.

А где все проходило до 2013 года?

А. Г.: Если перейти за меловый карьер [у подножия которого фестиваль проходит сегодня — ред.], пройти скифское городище, потом пройти славянское, то внизу будет совершенно дивная английская лужайка с вербами, невероятной красотой вокруг и с очень трудным подъездом. Там такой крутизны гора, что если съехал, то повезло, а заехать обратно очень сложно. Здесь и была локация палаточного лагеря симпозиума. Начиная с 2003 года проходили параллельно два проекта: основной и молодежный. И вот курировать молодежный проект — хочешь или не хочешь, а нужно было. 

Какова ваша роль была на начальных этапах?

А. Г.: На начальных этапах — организаторская.

Но вы же были и главным инициатором? Начали историю «Могрицы»?

А. Г.: Да, и я очень стремилась к тому, чтобы сохранять формат творческого симпозиума и не стать развлекательным фестивалем. То есть кураторская часть с молодежным проектом была потому, что участников нужно было учить и направлять. 

Куратор, получается так, был такой что ли просветительской фигурой?

А. Г.: Да-да. Также было много участников и нужно было определять места расположения объектов, чтобы они правильно смотрелись в ландшафте, не мешали друг другу. Когда в 2013 году мы поменяли локацию и к нам приехало больше 80 участников, мы столкнулись с  необходимостью наличия куратора, потому что было уже очень много людей и выросло новое поколение художников. В 2014 году мы сформировали кураторскую группу, где  выбирали заранее тему, обсуждали ее, затем обсуждение поданных на конкурс проектов и участников — это большой объем работы. В 2015 году Сергей Якунин стал куратором программы — он разрабатывал тему, приглашал художников. Таким образом сформировалась еще одна группа — это постоянные участники, которые стабильно участвуют в симпозиуме из года в год с начала его основания, но не участвуют в кураторской программе. Этой группой продолжаю заниматься я.

И произошло программное разделение?

А. Г.: Да, но у нас осталась и молодежная программа, где обязательным условием было участие сумчан, так как мы сотрудничаем с отделением культуры и отделением молодежи города Сумы и получаем от них финансовую небольшую поддержку, что для нас очень важно. Молодым художникам из Сум и студенчеству из других городов тоже нужен куратор. Так и получилось, три куратора: один с резидентами, другой с молодежью, а третий — Якунин, который работает с центральной частью всего симпозиума.

Получается, что в первый раз, когда у вас разделилось и появилось коллективное кураторство, то вы курировали резидентов-старожилов, а Якунин курировал свою группу, которую он подобрал, исходя из собственных идей и представлений, так?

А. Г.: Да, а Виталий [Кохан] — молодежь.

Можно я тогда сразу Виталию задам вопрос? С какого года ты участвуешь в проекте как художник?

Виталий Кохан: Как художник, наверное, с 2004.

А. Г.: У меня есть фото. Он сделал гениальный проект: там склон такой от городища, и Виталий из глины сделал человечка (как он делает сейчас) и огромная палка, не соразмерной высоты, огромная, воин такой… Маленький Виталик тогда был.

В. К.: Это, наверное, первый курс училища. Получается, что это 2002 год. Я ездил, смотрел, как это все происходит. Потом учился там, тоже приезжал со своими идеями и очень радовался, что могу посоветоваться со знаменитыми художниками. Потом начал на себя по чуть-чуть брать новые функции. В 2013 году уже руководил «молодой кровью» — молодежью, которая впервые приехала. Все потому, что слишком большая нагрузка сваливалась на Анну Владимировну. Так что кураторская задача заключалась еще и в том, чтобы распределить нагрузку, ответственность. А то получается так, что один-два человека решают за всех и все, а потом начинаются всякие конфликты, цензура…

Что тебе было интересно и важно делать в роли куратора? По сути, под твоим началом были молодые люди, которые ленд-артом и не занимались, первый раз пробовали что-то на «Могрице» делать в этом направлении.

В. К.: Я не любитель куда-то направлять людей в очень конкретные стороны. Я скорее пытался уберечь их от типичных ошибок, которые происходят.

Например, каких?

В. К.: Очень часто молодежь приезжает и немного растеряна, начинает связывать палочки веревочками, у них есть какой-то стереотип, что так именно надо и очень страшно ступить куда-то дальше, ну и из-за этого страха они начинают вязать веревочки. 

Звучит так, что твоей задачей было со всеми поговорить и вместе подумать, что и как дальше делать с их идеями, да?

В. К.: Не все приезжают со своими идеями, я даже некоторых просил не приезжать со своими идеями. Бывают такие, что упрутся и не могут корректировать ничего на месте. Чуть пожив на месте, ты понимаешь уже, какие расклады и что они отличаются от привычных обстоятельств.

А. Г.: У нас даже была такая концепция: если мы видим, что человек не очень понимает, о чем практика ленд-арта, но при этом профессионально готов, то мы предлагаем приехать волонтером или в гости на день-два-три, пожить на месте. Просто само место диктует многое. Побыв тут немного, начинаешь понимать, о чем речь.

В. К.: Да, можно даже ничего не делать — так, на первый раз приехать, посмотреть, начать вливаться в это движение.

Какая в таком случае главная задача куратора на «Могрице»? Понятно, что кураторство резиденции не равняется кураторству выставки, где ты работаешь не только с художниками, но главным образом с работами, с объектами. Резиденция — это работа с людьми, работа с ситуациями, а они бывают непредсказуемыми. Для меня это больше про курирование общения или курирование взаимодействия.

В. К.: Есть все же общая тема — ленд-арт. Она всегда есть, независимо от других определенных тем. Ленд-арт, он же подразумевает под собой отход от традиционных способов [художественного производства]: выставок картин, скульптур и т. д. Ленд-арт — про способы взаимодействия. Помимо всяких идей классического ленд-арта, у нас всегда есть идея найти новые подходы в искусстве в целом. 

А. Г.: Такая ремарка: дело в том, что на каком-то этапе мы понимали, что варимся в собственном соку, и не только мы. В какой-то период в Украине было 8 ленд-арт событий, которые постепенно начали исчезать. В них участвовали практически одни и те же люди. И наступил момент повторов. Если посмотреть шире, по большому счету многие люди (я имею в виду художников) занимаются ленд-артом, но боятся и стесняются называть это. Например, Стас Турина, который занимается концептуализмом. В каком-то из проектов он ходил и тропки вытаптывал, но называет этот процесс не ленд-артом, а иначе. Либо в городе Львове находит дырочки и в них вставляет веточки. Что это? Грань между одним видом деятельности и другим в искусстве очень тонкая. Мы начали обсуждать все это: когда грань исчезает, стирается, перетекает в проектах художников, то эти художники могут работать у нас в «Могрице». А чтобы ленд-арт продолжал развиваться и жить, нам нужно привлекать других людей, с других пространств искусства. Так выросла концепция пригласить новых кураторов с группами. К этому времени у нас уже была в гостях [Наташа] Маценко. Вот мы приняли решение, спросили у народа, и народ был «за».

У кого спросили? У старожилов-участников?

А. Г.: У нас есть актив и старожилы-участники, которые приезжают, работают, получают от этого кайф, но не принимают участия в продвижении процесса. А есть такие, как [Антон] Саенко, [Станислав] Турина, [Константин] Зоркин, [Алексей] Коношенко, [Наташа] Маценко, [Катя] Бучацкая, [Егор] Анцыгин. А человек, с которым я советуюсь уже много лет — это Виталий Кохан. Юра Вишняков — наш директор, главный в организационно-координаторских вопросах. А Кохан стал идеологически-художественной опорой. 

Получается такой совет в Могрице, который образовался из художников, наиболее вовлеченных в работу фестиваля?

А. Г.: Да. В 2016 году к нам приехал Константин Зоркин. Мы увидели, что есть художники, которые не считают себя ленд-артистами. Но знают такое слово, как «Могрица», и хотят здесь побывать. После первой «Могрицы» Зоркин говорил: «Это же такая платформа для рождения новых идей!». Теперь он активный наш участник и куратор, трудно представить его отсутствие. И Наташе Маценко место очень понравилось, это видно было по блестящим глазам. Тогда мы поняли, что зря стесняемся приглашать людей, не связанных с ленд-артом. 

Наталья Маценко: Да, я помню, как вы удивлялись, когда я согласилась. Сначала я приехала в 2017 году на два дня, погостить. Мне очень понравилось, я совершенно органично себя там почувствовала, хотя большинство людей мне были незнакомы, но я как-то влилась. На следующий год, когда мне предложили быть куратором группы, я задумалась: ну где я, а где ленд-арт? Но поняла, что это интересный челлендж. И такое место, комьюнити — это идеальная ситуация для того, чтобы что-то новое для себя усвоить.

Ты в 2017 году приехала как гостья, да?

Н. М.: Да, а потом мне предложили курировать группу, я согласилась, и мне Анна Владимировна говорит: «Я думала, что ты откажешься».

А. Г.: Давайте я добавлю последнее от себя и буду молчать как рыба. Дело в том, что еще с 2000-х годов с нами все время была [Женя] Моляр, по разным поводам, но была всегда, и с ней были художники из DE NE DE. Я на каком-то этапе подумала, что DE NE DE — это вот такая альтернативная группа внутри «Могрицы»,  которая провоцирует ситуации. А еще есть [Стас] Турина, который до этого был у нас еще студентом, а потом вернулся как участник и тоже занял свое место в общем процессе. Так внутри проекта образовались несколько полюсов: основное ленд-артовское тело, плюс гостевые группы, между которыми чувствовались противоположности. Образовалось такое разветвление, тогда мы приняли решение, что пригласим несколько кураторов, и Наташа стала одной из них.

А в каком именно году появились первые кураторские «разветвления»?

А. Г.: В 2018.

С самого начала были вы, Якунин и Кохан — это уже три направления.

А. Г.: Да, но сначала была я и молодежная группа, это 2014 год. Потом в 2015 году мы проэксперементировали с Якуниным, в 2016 году мы вернулись снова, конкурс проводили, снова были Витася и я, в 2017 году попросилась группа этих наших «киян»: Егор Анцыгин, Катя Бучацкая, Люся Иванова — они сами попросились через Антона Саенко. Приехал так же Стас Турина и Леша Коношенко. Люди потянулись, и я поняла, что не вытяну. Обсудили. Турина  тоже согласился на активное участие, и тогда Витася позвонил Наташе Маценко.

Наташа, давай тогда поговорим о твоих личных «истоках». Расскажи, пожалуйста про самый первый год: что тебе тогда было интересно, как ты определила и выстроила свою роль в этом процессе?

Н. М: В каком-то смысле это был челлендж, я с «Могрицей» знакома была мало (приезжала в гости на пару дней). Я понимала, что мое пребывание здесь как куратора будет сопровождаться процессом адаптации и каким-то анализом. Тут я начала вникать в ленд-арт, теоретически подковываться для того, чтобы понять материал, с которым работаю. Смотрела старые каталоги «Могрицы». Плюс, такая специфика была в том, что мне сразу предложили работать с определенной группой. В ней не было ленд-артистов классических, традиционных. Было понятно, что с одной стороны — это работа с ленд-артом, а с другой — это как раз лабораторный процесс поиска неких симбиотических форм, возможных вариантов работы с этим пространством, с этой проблематикой. Не заниматься классическим ленд-артом, но и не выходить совсем за рамки этого контекста. Я все время говорю: очень ценно то, что у Анны Владимировны есть эта открытость и появилась идея делегирования. Да, это всегда риск, и структура, которая уже как-то установилась и сформировалась, может потерять свои очертания в поиске новых методов. Но «Могрица» на этот риск пошла. Я третий год была там в качестве куратора и по прошествию этого времени мне кажется, что процессы, там происходящие, действительно очень интересны. Понятно, что есть какие-то нюансы, но в целом они очень конструктивны. Происходит самоанализ, переосмысление внутри всех механизмов. В итоге видимость «Могрицы» для внешней аудитории тоже возросла. Благодаря тому, что «Могрица» сама себя отрефлексировала, если можно так сказать.

Вы говорите, что стали приглашать новых художников, участников, чтобы не оставаться в своем пузыре, что ваше намерение — расширить границы понятия ленд-арта. Но со стороны мне кажется, что на самом деле вы таким партизанским образом захватываете людей в свои кураторские «сети» и расширяете их практику, приобщаете к ленд-арту, так мягко включаете их в свой «пузырь»…

А. Г.: На самом деле мы открыто говорили, что приглашаем в «Могрицу», а не приглашаем заниматься ленд-артом в чистом виде. Мы все время декларируем, что хотим поговорить про то, что такое ленд-арт в современных условиях. 

Тогда давайте поговорим больше о теории. Наташа, ты сказала, что стала теоретически готовится. Были ли художники, с которыми тебе заранее интересно было поработать среди тех, кто уже был на «Могрице»? И привела ли ты в проект кого-то, кто через тебя зашел на территорию ленд-арта?

Н. М.: Я пока через себя никого не заводила на эту территорию…

А. Г.: Извините, а Чегодаева кто завел?

Н. М.: Марка? Можно сказать, да, но косвенно. Он через Свята Коверзнева к нам попал на самом деле. Есть люди, для которых «Могрица» — это новый опыт, как и для меня. Но в большей степени я была новенькой по отношению к тем художникам, которые уже приезжали и были в материале. Как ты и говорила, работа резиденции — это работа коммуникационная в первую очередь. Было интересно, как это работало: мы коммуницировали в группах и каждый куратор сам настраивал формат этой коммуникации, это могли быть стихийные беседы или организованные собрания и т.д. В первый год это имело систематический характер. Наша работа как группы началась с того, что мы решили отправиться в совместный поход. Темой «Могрицы» в тот год была «Формула горизонта». Мы стояли на карьере и выбрали точку на горизонте, до которой решили дойти. В процессе похода, между шутками, перекусами и купаниями мы вели беседы по поводу темы: кто ее и как видит, какие есть идеи. В итоге после похода у нас родилась идея общей работы — «Этюды для ландшафта». Помимо этого участники делали свои, авторские работы, но было и наше общее групповое произведение. Услышав об идее этой работы, к нам подключились также участники из других групп. Например, в этом году приехал Клеменс Пул [художник, некоторое время сотрудничал с «Изоляцией»], который был в моей группе. У нас родилась идея коллективного проекта, и этот проект тоже стал интерсекцией между разными группами. И это такой любопытный процесс, когда ты наблюдаешь за этим, как за живым организмом, за этой диффузией. В первый год, когда был введен формат кураторских групп, Стас Турина был модератором. У нас была практика регулярно собираться у костра, где происходили дискуссии и обсуждения. Это тоже довольно сильно сказывалось на том, что потом происходило в группах. В этих беседах кто-то из кураторов или художников подхватывал идею и дальше ее развивал. 

До этого у меня был опыт нескольких лет кураторской работы с «Бирючим» и мне было очень интересно сравнивать специфику. С одной стороны, было очень много вещей, которые перекликались, но с другой стороны, были и отличия — само пространство и сообщество по-другому функционировало. Это можно эмпирически ощутить и на этом основании делать выводы, гипотезы и теории не работают. Действительно была такая лабораторно-практическая работа.

У тебя такая интересная история получается: курирование в рамках резиденций!

Н. М.: Не могу сказать, что ощущаю кураторскую деятельность как свою основную. Я не собираюсь от этого отказываться, но, в принципе, это не основное. И да, я смеюсь иногда, что я сейчас такая «кураторка резиденций». На самом деле я фантастически благодарна судьбе за этот опыт, потому что работа над выставкой — это очень интересно, но это совсем иной опыт, чем работа на резиденции. И конкретно в контексте «Могрицы» у нас была возможность провести это сравнение — насколько по-разному именно с этим проектом все функционирует на резиденции, «на месте». И как происходит работа с теми же авторами, с их произведениями, но в формате выставочного пространства, как это было в «Ермилов-Центре» в Харькове (выставка «Більший простір», 2019). Это очень разный опыт.

Ты говоришь, что кураторство — не твое основное занятие, а что же основное? 

Н. М.: Я сейчас больше сфокусировалась на том, чтобы писать, и занимаюсь своими опытами художественного плана. Мне нравится кураторская работа и я влюблена в процесс сотрудничества с художниками, это очень вдохновляющая практика. Но мне сейчас не хочется определять свою идентичность одним словом, одним профессиональным термином. Скорее, это поиск какой-то общей темы, которая может объединять все мои практики. 

Это звучит очень для меня близко и понятно. И кстати говоря о теме: как вы определяете темы будущих фестивалей?

А. Г.: Можно я еще добавлю, что это важный момент: когда мы обсуждали идею нескольких кураторов, то очень хотелось, чтобы в городе Киеве была кураторская группа во главе с, например, Маценко, которая бы функционировала круглогодично.

Как институция, верно?

А. Г.: Да-да, тем более, что мы постоянно проводим выставки то там, то сям. Во Львове Коношенко за эту позицию взялся. Получилось или нет — это вопрос. Но то, как он как куратор работает — очень интересно, невероятно. В Харькове у нас два куратора образовалось в образе Зоркина и Кохана. Такие вот территориальные локации. Турина приехал тогда из Ужгорода. Я о том, что для меня как для организатора очень важно было, чтобы была длящаяся ситуация.

Это то, чего не хватает абсолютно всем процессам, которые в Украине происходят в поле искусства: длительности, последовательности, преемственности, процесса учебы у самих себя и у своих предшественников, саморефлексии, критического понимания того направления, по которому можно дальше развиваться. В этом смысле «Могрица» уникальна: это один из наиболее длительных, непрерывно функционирующих проектов, фактически институций. Этот проект происходит ежегодно, постоянно. У него есть свои очертания, которые понятны даже без глубокого погружения в вашу историю. Поэтому да, это реально одна из самых долгоиграющих институций, в этом ее большая ценность. Очень круто, что вы находите на это все силы, переизобретаете себя, при этом оставаясь в своих узнаваемых очертаниях, не теряете свою привлекательность, на которую все летят, как мотыльки.

Но вернемся к вопросу о темах. Всегда ли были темы у симпозиумов?

А. Г.: Всегда.

Как они выбирались?

А. Г.: В начале у нас странно темы образовывались — по итогу фактической работы. «Крейдяний період» — все тогда почему-то работали с крейдой, мелом. «Символика течения» — с рекой и водой. А затем по итогу симпозиума вырисовывалось несколько ярких проектов, которые диктовали тему для следующего. Были годы, когда не было работы такой, за которую можно было зацепиться, которая провоцировала новую тему. 

У нас есть группа в Facebook, мы все обсуждаем в ней. В прошлом году после бурного обсуждения Саенко предложил «Тимчасове повідомлення». Потом уже на месте в Могрице, во время представления темы, дали ему слово. А он говорит: «А чего это я предложил? Это Турина!». Я открываю эту переписку, а он не помнит. Даже вот до таких моментов доходит. 

Н. М.: Да, эгалитарность и единство уже дошли до того уровня, что все забывают, кому какая идея принадлежала. Я и сама забыла, но после того, как мы начали выяснять, кто же все-таки придумал тему — Саенко или Турина, я зашла в эту переписку, не помня, что я сама там предлагала. Как оказалось, я предлагала «Погляд іншого», а предыдущая тема была «Зворотній зв’язок». В ней мы пришли к вопросу оптики, теме отношений с ландшафтом. Опять же, мы со своими «Этюдами для ландшафта» «разворачивали сцену», меняли субъектно-объектные отношения, и мне показалось, что это будет органичным продолжением. Но на самом деле тема года, которая в итоге была избрана, тоже стала продолжением темы предыдущего года, все классно перекликалось. И еще забавно: я обнаруживаю, что каждый год появляются работы, которые предчувствуют тему следующего года и естественным образом становятся мостиками между итерациями. И мне теперь любопытно, что будет таким мостиком к теме следующего года. Удивительно то, что «Могрица» — это пример, где эта «тяглість» реально работает. Я до сих пор этому удивляюсь — ты действительно наблюдаешь за процессом естественным, который от тебя и зависит, и нет.

В вашем случае очевидно, что «тяглість» — это не про цементирование того, что уже сделано, а наоборот, про стремление не дать этому «цементу» затвердеть и не позволить, чтобы под ним что-то новое прорастало. Наташа, ты сказала, что ваше взаимодействие доходит до такой степени, что все забывают кто и что предложил, и отказываются от границ авторства, от самого принципа, что идея может принадлежать одному человеку. Такая коллективная коллективность! Но этот водоворот людей и идей нужно как-то обуздать. Расскажите, пожалуйста, про фигуру модератора — почему вы пригласили Стаса Турину в этом качестве и почему возникла такая потребность?

А. Г.: Но 9 групп (вместе с резидентской) как-то должны между собой коммуницировать! Модератор понадобился в тот год, когда возникло недопонимание с группой DE NE DE.

У нас было заседании кураторов, а они приходят всей группой, в составе 9 человек, потому что у них горизонтальные отношения, и все участники — кураторы. В итоге их больше, чем кураторов всех остальных групп, они все активные, чего только наша Люба Маликова стоит! [художница и дизайнерка из коллектива DIS/ORDER, участница DE NE DE]. Они просто заговаривают и ты не успеваешь слово вставить. Приходит Стас и говорит, что сам не может принять решение, что есть такая вот работа и нужно мнение кураторов. Что мы несем коллективную ответственность, плюс я несу ответственность еще перед сельской громадой, если мы такой проект сделаем. Начинается дискуссия, для нее точно нужен модератор и я как конечная инстанция, как фасилитатор, которая следит за чистотой идеи. И такой модератор появился! В 2017 году приехал Стас. Он тогда был потрясен какой-то своей, личной историей, у него была внутренняя потребность выговориться. Присутствующие (в том числе и я) просто в этого Стаса влюбились. Он много разных идей придумал в процессе — до этого я такого Стаса не знала! Я вдруг поняла: кроме того, что этот человек любит искусство, он любит еще и людей. Он может с ними коммуницировать, быть гибким. Вести свою линию, но идти при этом навстречу и максимально понять то, кто и что хочет. Он стал у нас идеально связующим человеком между всеми группами. 

У меня такое наблюдение: всякий раз, когда у вас возникает какое-то препятствие, недоразумение, условная проблема в процессе — вы придумываете новый «виток» фестиваля, новый инструмент, который двигает проект дальше, а не блокирует его. Вот было 20 участников, а стало 80, и все запутано стало — ну, значит будет не один куратор, а 5. Мы не можем договориться с новыми участниками, но и исключать тех, с кем не можем договориться, не хотим — давайте учредим модератора. Это очень круто! Такие конфликты и микро кризисы в итоге развивают проекты дальше.

И если уже мы заговорили о проблемах. В завершении хотела спросить о трудностях или обстоятельствах, которые для вас сейчас являются самыми большими вызовами в дальнейшей работе. Что хочется усилить, решить, развить? Что не устраивает?

А. Г.: Я начну. Мне хочется, чтобы наши кураторы могли полноценно работать, чтобы у нас было финансирование. Это бесконечная проблема, хотя есть и плюсы: очевидно, что никто не стремится к нам из-за денег. Но с другой стороны, из-за отсутствия необходимого финансирования многие не могут к нам вообще доехать. Мне бы очень хотелось, чтобы наши группы, которые формируются по городам или межгородские, продолжали активно действовать в течении года. В идеале — найти на эту форму работы финансирование. 

Виталий, а какие у тебя кураторские планы? С чем тебе как участнику кураторской команды интересно поработать, что волнует? Что хочется сделать?

В. К.: Давай Наташа, а я подумаю.

Н. М.: У меня, наверное, за эти пару лет прорисовалась некая идейная линия, и это все естественным образом получается. Например, в 2018 году мы группой начали тему взаимодействия с ландшафтом, занялись этическими вопросами, и мы эту тему продолжали. В этом году в моей группе появился Клеменс Пул, который тоже поднял этический вопрос, представил целую схему, у нас родилась идея «Терра-полиции». Она касается вопросов этики и взаимодействия с окружением. И это такая тема, которую мы можем развивать и в рамках «Могрицы», и за ее пределами. В частности, мы планируем сделать презентацию «Терра-полиции» в Киеве в течение года. Что с одной стороны будет обеспечивать ту самую «тяглість» Могрицы, а с другой — открывать новые двери и ставить дополнительные вопросы. Опять же, для меня это продолжение интересной задачи и в целом проблемы репрезентации ленд-арта в выставочных пространствах. Да и тут уже не совсем ленд-арт, а пограничное искусство… «Могриця — це простір покордоння», і це не даремно, бо вона може існувати і в якихось альтернативних просторах. Це можуть бути галерейні чи якісь інші простори — будь-які, котрі не є простором «Могриці» в буквальному, фізичному сенсі. Для мене це теж цікавий виклик.

«Могриця» поза Могрицею, так?

Н. М.: Так-так.

«Могриця» — це вже не місце, а стан свідомості.

В. К.: Мне бы было интересно — и мы несколько раз это обсуждали, — чтобы сама резиденция чуть поменяла свой временной формат. Не так, как сейчас, когда все приезжают в одно время на две недели и там варятся. А чтобы происходили какие-то заезды, чтобы каждый сам решал, когда и как долго, и чтобы не было толпы, чтобы человек был самостоятелен. Это меньше про кураторство, а больше про формат. Про переход в резидентство, а не симпозиум, чтобы была такая отдельная составляющая. Все возможности есть, чтобы этот формат использовать, но мы почему-то не используем. Опять-же, это финансирование, время на организацию. Но это сдвинуло бы тот формат, который на сегодня сформирован.

Расширять кураторские рамки еще планируете?

А. Г.: Да, я думала над этим. Естественно, что сложился стабильный круг, без которого ты уже не представляешь процесса. Но также есть люди, которые хотят быть кураторами даже внутри сложившейся ситуации. Например, Антон Саенко очень стремился попробовать свои силы…

Н. М.: Уже передумал!

А. Г.: Да? Мне бы хотелось, чтобы у нас периодически случались спонтанные ситуации, как с Антоном Саенко: традиционно он был резидентом, а в этом году влился в группу Маценко. И был невероятно рад возможности общаться с куратором. Даже у сложившегося художника часто возникает потребность проговорить свои идеи, а это можно и нужно реализовать с куратором. Когда ищешь решения для возникшей идеи и рядом ощущаешь куратора, как единомышленника, который как минимум выслушает, то в процессе проговаривания расплывчатая форма работы конкретизируется .

Куратор в сочетании с «Могрицей» — идеальная терапия для художника!

А. Г.: Я очень боюсь того, что если у нас не появятся новые кураторы, то мы снова можем превратится в такое вот очень «стале» пространство. В этом году я наблюдала за Клеменсом и думала о том, чтобы он стал англоязычным куратором для украиноязычных художников — и посмотреть что из этого получится, как найдут общий язык! [все смеются]. Но если серьезно, в один из дней я сидела как обычно в своем кресле [у Анны Гидоры есть знаменитый «рабочий кабинет» — кресло посредине одного из столов в центре лагеря]. Поднимаю глаза: вроде и пейзаж все тот же, и ничего видимого не изменилось, но что-то не так в окружающем пространстве. И только через мгновенье поняла, что вокруг Клеменса рядом со мной 20 человек говорят по английски. Язык меняет пейзаж!

Л. Г.: Могу от себя сказать, что для меня теперь Могриця стала интригующим сериалом: когда ты ждешь следующего сезона и интересно, какая будет сюжетная линия и какой новый персонаж появится. Спасибо!