Как ты начала заниматься кино? Я знаю, что твой путь начался не из киноуниверситета.

Совсем не оттуда (смеется). Я из семьи рабочих в третьем поколении — все работали на заводах в Мариуполе. Я хотела поступать на режиссуру, но на тот момент семья не понимала, что из этого может получиться какая-то работа. Потом Маша Стоянова снимала фильм «Ма», он был про меня и мою маму. Тогда я впервые попала в документальное кино и открыла для себя, что оно очень терапевтично. Во время съемок фильма мы с мамой подружились.

Потом я подалась на фестиваль «86» в секцию My Street films уже со своей идеей кино. Меня отобрали, и мы сделали вместе фильм «Диорама». Благодаря ему я побывала на большом количестве мастер-классов и поняла, что хочу продолжать. Почти сразу я начала работу над своим следующим фильмом, офлайн премьера которого состоится на «Молодости» — «Территория пустых окон» (уперше фільм був показаний онлайн на Міжнародному фестивалі документального кіно про права людини Docudays UA — прим. ред.). Где-то около двух с половиной лет я снимала этот фильм: от идеи до понимания того, как я его хочу показать, прошло столько времени.

Сколько длится фильм? И что главное для тебя в нем? 

Фильм длится 10 минут.

«Территория пустых окон» — о влиянии войны на экологию и жительницу Мариуполя, мою маму. Раньше в городе были слышны обстрелы, сейчас же линия фронта сместилась и осталась «слышимость» этой войны, ощущение страха у людей, которого визуально не видно, но он чувствуется.

Ситуация со смертью папы одноклассницы мотивировала меня задуматься о положении людей старшего возраста, которые живут в серой зоне, подвергаются стрессу и от этого стресса могут умереть. Они не могут выехать, потому что приросли к месту. С этого момента я начала думать, как и при помощи кого я могу рассказать об этом.

Обычная будничная жизнь снаружи, которую я показываю, контрастирует с тем, что происходит на самом деле у тех, кто переживал обстрелы или какие-то другие проявления войны.

Если посмотреть на город сегодня, то кажется, что жизнь идет так же, как раньше. Но посттравматический синдром присутствует, люди переживают, и как это происходит «внутри» — то, что мне важно было показать в своем фильме.

«Территория пустых окон» — уже довольно явный образ. Каким способом ты показываешь то «внутреннее», что происходит в головах у людей, в фильме?

Многое я рассказываю через разговоры с мамой. Я тогда поняла, что с ней что-то происходит. 

Когда моя мама умерла, я решила, что она будет тем проводником, при помощи которого я смогу рассказать эту историю. Уже после ее смерти я искала аудиосообщения, которые она отправляла мне в мессенджер, рассказывая как у нее дела. Искала какие-то старые записи с ней и использовала видео с ее фотоаппарата.

Мама — главная героиня фильма, ее уже нет в живых, но именно ее голосом ведется повествование.

Кино и здесь помогло тебе пережить утрату?

Да, если бы не кино, я бы не смогла сейчас говорить об этом.

Что сейчас происходит в Мариуполе?

Я не живу в Мариуполе с 2005-го года. Сейчас в городе хуже, чем было, в экологическом плане — таких смогов я не наблюдала, когда там жила раньше. Это связано с отсутствием модернизации завода, война тоже не собирается заканчиваться. Сегодня город начинает облагораживаться, в нем развиваются культурные институции, численность населения растет, но общая экологическая ситуация не улучшается.

Люди опустошены войной. Именно это мне интересно передать в фильме. Я помню ситуацию, — она есть в фильме — когда мой папа с друзьями сидит и выпивает, и они обсуждают войну, осколки в ноге — как ни в чем не бывало. Так не должно быть.

По твоим фильмам я многое поняла о жизни в Мариуполе и о том состоянии, которое в нем сквозит. В фильме «Диорама», где ты рассказываешь о когда-то самом безопасном, а теперь заминированном месте — о море, я ощутила боль утраты того, что раньше внушало и не могло внушать ничего другого, кроме спокойствия.

Да, я хотела об этом рассказать. Я даже думала, что показав это, смогу изменить. Но так не получилось. Единственное, что для меня наверняка есть в создании кино — это его терапевтический эффект. Я сняла и прожила ситуацию, которую не могу изменить.

Я поняла, что документальное кино не является волшебным инструментом, который благодаря своему существованию может что-то изменить. К тому же, мое документальное кино — это не то, которое придут смотреть массово зрители. В новостях тоже много войны, но это ни на что не влияет.

Я снимаю, потому что не могу молчать об этом.

Документальное кино не является волшебным инструментом, который благодаря своему существованию может что-то изменить.

У тебя особый стиль повествования…

Да, это такое «эссеистическое документальное кино».

Дальше ты будешь снимать в таком же стиле?

Да, следующий фильм, — он задумывается как полнометражный — будет снят так же эссеистично. Мне нравится, когда главным героем фильма становится не человек, а время или место, город.

Следующий фильм раскроет тему, которую я нашла во время работы над «Территорией пустых окон».

Мне нравится, когда главным героем фильма становітся не человек, а время или место, город.

Я понимаю, что у тебя есть особый стиль и он помогает тебе говорить о том, что ты считаешь важным — войне и ее последствиях. Но как ты нашла этот «голос», силу об этом снимать?

Через кино я выражаю эмоции. Так я могу высказаться и идти дальше. Такая форма, повествование из места, эссеистичность — та форма, которая находит отклик во мне. Это не всегда находит отклик у, например, монтажера или у зрителя, ведь многим привычнее работать с материалом, где есть классический главный герой — человек, и мы следим за этим человеком. Мне повезло работать с Колей Базаркиным над «Диорамой». Он понял, что и как я хочу сказать, и тогда я поверила: все это понятно не только мне. Теперь же я вижу, что есть зрители, которым интересно мое кино, а значит и такая форма подачи им близка.

Смотря твои фильмы, я подумала, не пишешь ли ты? Или не писала ли ты раньше?

О, это интересный вопрос. Да, раньше я пробовала. У меня был дедушка, которого после Второй мировой войны силой забрали из его родной Винницкой области и отправили в Мариуполь строить завод. Он мне в детстве рассказывал разные сказки, а я пыталась их повторять, пересказывать. Он будет одним из героев моего следующего полнометражного фильма, о котором я упоминала уже. 

Скажи, как молодая режиссерка, которая до этого работала с коротким метром, чувствуешь ли ты, что короткометражки были лишь подготовкой перед вот этим будущим полнометражным фильмом? 

Скорее, нет. У меня получалось сказать то, что я хотела и в короткометражном фильме. Сейчас, когда я разрабатываю идею полнометражного, понимаю, что это разные формы и способы разговора. Мне интересно то, что я делаю сейчас, а что из этого получится — неизвестно.