Удрученный бандит, старая дева, дерзкий рэпер, Дева Мария — это лишь некоторые личности, в которых перевоплощалась художница Катерина Ермолаева.

Но Катя не просто переодевается в других людей, она детально продумывает и воссоздает на фото их характер, образ жизни и манеру поведения. Нарисовала карандашом бородку, застегнула ворот рубашки на последнюю пуговицу — и вот перед нами бухгалтер-тихоня с проблемами в личной жизни. Надела парик блондинки, накрасила губы красной помадой — теперь это стриптизерша, которая за ночь зарабатывает больше, чем некоторые за месяц.

На первый взгляд может показаться, что эти личности ни при каких обстоятельствах не пересеклись бы в реальной жизни. Но если присмотреться, можно заметить тонкую нить взаимосвязи, ведь все они являются плодом фантазии одного человека. С помощью таких перевоплощений Катя исследует себя. Ее образы многослойные и темпераментные, а взаимодействие с аудиторией аккуратное, но решительное.

Однако Катерина Ермолаева не только «носит» образы разных людей, но также работает с рисунком, инсталляцией, а с недавних пор — с графикой и скульптурой. Мы поговорили с Катей о новых векторах ее творчества, смелых экспериментах в соцсетях и несправедливости художественного мира.

Катя, сколько в тебе личностей? Бывает ли такое, что ты чувствуешь или идентифицируешь себя с кем-то из героев своих проектов?

К счастью, диссоциативным расстройством личности я не страдаю. Хотя у меня был опыт выпадания из своей привычной идентичности в совершенно другую личность – это до сих пор остается для меня чем-то необъяснимым. Тогда я поняла, что в себе можно содержать абсолютно разные «Я» и совершенно об этом не догадываться, пока тебя не «переключит».

Я всегда идентифицирую себя со своими героями – они очень близки мне, ведь это одна из моих граней. Если я беру какой-то посторонний образ, как в проекте «Интротурист» (персональный проект Катерины Ермолаевой, выставлялся в арт-центре Closer в 2017 году – ред.), то настолько проживаю его, пропускаю через себя, что он становится мной, а я – им. Мне кажется, нельзя играть роль, не чувствуя родства с персонажем.

Ты пробовала жить в каком-то образе дольше, чем длился процесс создания работы? 

Да. Несколько раз я настолько проникалась образом, что не спешила его «снимать» и некоторое время в течение вечера или ночи была кем-то другим. Конечно, я оставалась собой, но в то же время мои манера поведения, настроение изменялись, я проявлялась для себя и окружающих с другой стороны, становилась открытой там, где обычно замкнута.

Вообще, это работает для любого человека. Если девушка, привыкшая к кедам, наденет небольшой каблук, то скорее всего у нее изменится походка и даже повадки. А если парень наденет платье, то, вероятно, проявится его скрытая женская сущность, даже если он всегда думал, что это ему не свойственно. Все люди могут играть другие роли, просто нужны условия, чтобы выпустить другого себя наружу. Скорее всего человек будет делать вид, что он просто дурачится, но на самом деле все серьезнее, чем кажется.

Если бы тебя назвали «украинской Синди Шерман», как бы ты отреагировала? Как вообще относишься к ее практике? Кто тебе близок, если не она?

Мне до Синди как до Луны. Такое сравнение было бы безумно приятным, но оно притянуто за уши. Я не настолько продуктивна, как Синди, и меня еще бросает в творчестве в стороны.

Я заинтересовалась Синди Шерман уже после того, как начала работать с образом. Впервые увидела ее работы в PinchukArtCentre, но прошла мимо. Потом, когда начала делать посты с образами, мне кто-то о ней рассказал. Мне понравилась ее практика, и я почувствовала, что как художнику, экспериментирующий с собой, она мне очень близка. Хотя то, что Синди делает сейчас в Instagram, мне не по духу.

Классно было, когда она создавала образ сама, с помощью подручных средств. Сейчас же у нее сплошной фотошоп. Хоть он и качественный, но натуральность и некая трешевость образа все-таки ушла. Теперь все вылизано, много графики — создается ощущение, что она гонится за временем, технологиями, но эффект утерян.

Также я прониклась Мамышевым-Монро, тем, как он проживал персонажа. Он не пропускал персонажа сквозь себя, а позволял ему заполнить себя полностью. Еще нравятся квир-образы в фильмах Раяна Трекартина — они спонтанные и, может, поэтому кажутся естественными.

Какую роль играют соцсети в твоей жизни — личной и профессиональной?

Раньше я более активно позиционировала себя через соцсети, но в последнее время замкнулась. Это чуть ли не единственный способ общения с внешним миром для меня. Но даже в сети я редко контактирую с кем-либо и лишь иногда публикую посты.

Соцсети были моим полем для экспериментов: я старалась делать там то, что вызывало у меня дискомфорт. Если стеснялась показывать тело, заставляла себя выкладывать его фотографии.

Еще у меня была привычка говорить посредством образов: вместо того, чтобы писать длинный исповедальный пост, я передавала свое настроение и состояние через какой-то образ. В сети не всегда есть возможность и право открыто говорить на некоторые темы. В таких случаях образы спасают, ведь они очень точно ретранслируют идею. Конечно, по образу не до конца ясно, что происходит у человека внутри, но это идеальное средство самовыражения.

Я даже создала несколько работ, посвященных моей деятельности в соцсетях. Одна из них была включена в проект Лизы Герман и Маши Ланько Let’s Queer — Let’s Art, который проходил в рамках Фестиваля Равенства 2016.

Почему ты больше не выкладываешь фотографии в соцсетях?

Сейчас у меня перерыв в этой сфере, либо я просто настраиваюсь на новую волну. Иногда хочется что-то снять, но не хватает прежней мотивации. Теперь мне недостаточно делать фото как раньше, а с новой формой или посылом я еще не определилась.

Мне бы хотелось продолжать работать с образами, но не в чистом виде и не только с ними. Я стала заложницей «Интротуриста». Если последующие проекты были менее удачными или просто плохими (каждый раз прыгать выше головы невозможно), то на это обязательно указывали. Так возник страх ошибиться, особенно когда изначально не было уверенности в себе.

Я сама страшно недовольна некоторыми своими работами. Их критиковали и другие, поэтому сейчас я впала в творческий анабиоз. На некоторое время я сбежала от прежней формы, сделала радикально другой проект — «Люди у меня под кожей», где я работаю только с формой и интуитивным ее восприятием. В этом проекте я отдыхаю от ожиданий, в том числе собственных.

В проекте «Люди у меня под кожей» ты представила графику, которую никогда раньше не показывала. Расскажи больше об этой стороне своей практики.

Не просто никогда не показывала, но и никогда не делала ничего подобного. Я рисую время от времени, в основном иллюстрации сюрреалистического содержания, но не планирую их выставлять.

Новая графика пришла ко мне в момент полного опустошения, когда все оставляешь позади и хочешь принять новую форму, не опираясь на прошлый опыт. В этих работах много нестабильности, подвешенности: массивные формы, острые предметы, будто тяжелые неудобные мысли, зависшие в пустоте – это очень передает мое нынешнее состояние.

Честно говоря, я не напрягалась с составлением композиции и поиском подходящей формы, просто шла вслед за ощущениями, интуицией. Получилось странно, совсем ново для меня, но в то же время очень знакомо. В этой серии также есть несколько скульптур, которые мне особенно нравятся. Со скульптурой работала впервые и планирую продолжать.

Не думала воскресить Михалыча и вернуться к стрит-арту?

Недавно мне предложили возобновить эту деятельность. Но мне неловко работать в этом направлении, так как я всегда была вне культуры стрит-арта, ничего в этом не понимала, никого не знала, просто делала то, что считала нужным и уместным в какой-то момент.

Не могу сказать, что чувствовала себя комфортно на улице — каждый рисунок был вызовом для меня. Сейчас это больше не актуально, хотя всегда все может измениться.

Мне кажется заманчивой идея вынести квир-эстетику в уличное пространство. На улице меня интересует провокация, а не заигрывание со зрителем и удовлетворение его эстетических предпочтений. Не люблю тупое украшательство. Хотя чистая провокация тоже не лучший вариант, так как зрителя нужно побудить к каким-то размышлениям, что на улице сделать сложно, ведь все спешат по своим делам. В итоге целевой аудиторией становятся те же ребята, которые ходят в PinchukArtCentre. Какой тогда смысл этим заниматься?

Как-то ты написала гневный пост о системе современного искусства. Что с ней не так?

Не скажу, что чувствую себя в этой системе и могу адекватно о ней говорить. Скорее я удивительным образом на время попадала в этот поток. Все делают ставки на молодое поколение. Чем старше ты становишься, тем менее ты интересен, особенно если еще не состоялся как художник. Экспериментаторам меньше верят, а зря. Никто не хочет рисковать, особенно крупные институции с большой аудиторией и инвестициями в проекты.

Я сама сталкивалась с таким: от меня ожидали чего-то привычного, вписывающегося в мою практику, я это делала, но не получала желаемого результата, ведь была настроена на нечто новое для себя, хотела шагнуть вперед.

Грустно, что в большие проекты и конкурсы часто попадают чьи-то протеже, не давая высказаться другим талантливым художникам, которые, в свою очередь, замыкаются и прекращают подавать заявки.

Я знаю много талантливых художников, известных преимущественно в арт-среде, чьи проекты могут быть сильнее тех, которые оказались на виду. Но их заявки систематически игнорируют, и они уходят в небольшие пространства и галереи. Все проекты в художественных институциях — это субъективный взгляд местного куратора, но последняя PinchukArtPrize стала приятным сюрпризом. Я была очень рада увидеть среди номинантов ребят, которые заслуживают внимания.

Что думаешь о культурных институциях, их деятельности и компетентности в Украине?

Я не очень активно с ними сотрудничаю. В нашей системе художник рад одному предложению выставиться, не говоря уже об условиях, тем более на гонорарной основе. Можно рассчитывать только на минимальное покрытие продакшена.

С одной стороны, это плохо. Если проект требует много ресурсов, его урезают, потому что без дополнительных трат воплотить идею в полной мере невозможно. С другой стороны, бюджеты настолько малы, что художнику приходится выкручиваться. Таким образом он учится искать обходные пути, включает воображение — часто это идет на пользу, не только самому художнику, но и его проекту.

Огорчает отсутствие договоров между художниками и институциями, а также хотя бы минимальных гонораров. Когда художник работает с галереей над каким-то проектом, он тратит время, и оно должно оплачиваться. Почему-то никто не относится к работе художника как к работе. Мол, ты же этим живешь, тебе в кайф, так зачем еще за это платить. А ведь уходит масса времени, сил и нервов.

В независимых пространствах и инициативах от организаторов ничего не ждешь, ведь понимаешь, что они так же отдаются делу, практически ничего с этого не имея.

О компетентности лучше не буду ничего говорить, так как не всегда понятно, чем руководствуются институции, приглашая художников. Зачастую галерея не хочет рисковать и просто зовет кого-то известного.

Чем отличается художественная среда в Киеве и Донецке?

Тем, что в Донецке ее просто нет.

Когда-то ты говорила, что скучаешь за гудком, который доносился из завода в твоем родном Донецке. Со времен твоего переезда в Киев прошло больше 5 лет. Уже привыкла к этому городу, его звукам?

Давно не вспоминала о гудке. Я вообще оставила Донецк позади. В составе ДНР это больше не тот город, в котором я росла.

К Киеву я привыкла почти сразу. Когда переехала сюда, меня восхищали звуки центральных загруженных транспортом улиц — казалось очень романтичным затеряться в бурлящем мегаполисе. Сейчас мне больше нравится тихий Киев. Я живу в спокойном районе с маленькими улочками и скверами — лучшее место, где мне довелось жить в этом городе.

Какими для тебя стали город и общество сейчас, во времена пандемии?

Для меня он стал идеальным! Я законченный интроверт и социофоб. Редко выхожу куда-то, редко общаюсь с людьми. Во время карантина меня приводили в восторг пустые улицы и магазины. Создавалось впечатление, что все вели образ жизни, к которому я привыкла.

Когда планируешь следующую выставку?

У меня есть идеи, но я пока никому о них не рассказываю, так как сейчас ни в чем не уверена. Иногда идея должна настояться, созреть — и только потом можно начинать работать.