Как вы пришли к мысли о том, чтобы открыть галерею?

Марія Ланько: Свою кураторскую карьеру мы сделали в некоммерческом секторе. Но нам всегда, помимо кураторской работы, — если условно ее мыслить как производство неких публичных высказываний, выставок, проектов — было интересно работать над системой отношений внутри среды искусства и формировать новые для Украины принципы взаимодействия. Платить себе гонорары, платить художникам гонорары, соблюдать этику производственного процесса, когда все не угорают в процессе создания чего-то, а уважительно относятся друг к другу, поддерживать партнерские отношения, приумножая их, а не наоборот. Поэтому когда наш приятель Марк Вилкинс предложил открыть вместе галерею, для нас это стало вызовом. Нам было важно ретранслировать в коммерческом секторе уже наработанную нами экспертизу и способы ведения дел. Те ноу-хау, о которых мы знали только из книг, попробовать реализовать на практике, потому что нам казалось, что коммерческий сектор в Украине несколько отстает от некоммерческого в том смысле, что существует мало публичных коммерческих галерей, которые работают открыто, «в белую» — с понятным ценообразованием и кругом художников, в которых они вкладывают. Мы приняли вызов сделать подобную галерею. 

Можете ли вы сказать, что — да, вы сделали такую галерею? 

Лізавета Герман: Мы в процессе. Тут еще важно добавить, что внешнее предложение создать галерею совпало с нашим внутренним запросом работать и вкладывать свои силы, время и экспертизу во что-то, что мы сможем развивать длительное время. Проектная работа независимых кураторов имеет перспективу и планирование на год-полтора. С этой точки зрения мы, конечно, хотели основать свое место, чтоб удлинять и углублять планирование, работать последовательней, созидать что-то свое. Когда возможность основать свое место появилась, мы стали думать про экономическую сторону дела. И поняли, что лучшим — и весьма неожиданным для нас самих — решением того, как быть независимыми и делать то, что мы хотим и как хотим, независимо от грантов, меценатов и прочих — это сделать галерею. Коммерческую галерею, которая будет окупать свою деятельность и программу. 

С кем вы выбрали работать как галеристы?

М. Л.: Мы выбрали работать с художниками нашего возраста — условно тридцатилетними. Мы обтекаемо называем их «художниками нашего поколения», и эта дефиниция помогает выходить за пределы только возрастного ценза. Мы посчитали это важным, так как из-за незнания или отсутствия соответствующего для них формата продаж у таких авторов тоже не было своего места на рынке. У многих из тех, с кем мы начали работать в The Naked Room, до этого работы продавались нестабильно или не продавались вовсе. В то время как сейчас для них начинает формироваться рынок. 

В чем вы видите свой вклад в развитие украинского арт-рынка, системы искусства?

М. Л.: Нам хотелось сократить дистанцию между условно некоммерческим и коммерческим искусством. Мы заметили, что художники, с которыми мы работали, довольно пренебрежительно относились к так называемому «коммерческому» искусству. Было такое предубеждение относительно продажи, будто покупают только что-то очень понятное, декоративное, доступное и то, что можно повесить на стенку. А то, что ты делаешь «по-настоящему», как искусство — как будто невозможно продать и купить. Поэтому мы стремились поработать именно с теми художниками, с которыми до этого активно работали в некоммерческом секторе, сделать для них рынок, найти и сформировать для них аудиторию новых коллекционеров. 

Да, существовало это странное разделение на будто бы «коммерческое» и «некоммерческое» искусство.

Л. Г.: Существовал стереотип, будто искусство либо очень дорогое, либо «концептуальное», построенное на формировании связей, отношений. Или «нарядное», или «студенческое», «бедное». Мы работаем с тем, что условно посредине — с искусством художников, которые уже состоялись профессионально, но не «рыночно», которым есть что показать в формате зрелой персональной выставки.

Не стоит забывать, что отличие галереи от дилерства состоит в том, что галерея — это в первую очередь о выставке, о персональных проектах художников. Это только в Украине так говорят — «коммерческая» и «некоммерческая» галерея. Галерея — это симбиоз качественной выставочной репрезентации и работы с коллекционерами, с коллекцинирующими институциями, фондами. Но задача галереи прежде всего — это продюсировать художника и на высоком уровне репрезентировать его или ее. Зрителю, коллекционеру и покупателю нужно смотреть на работу не только как на отдельно взятый объект, но и на всю практику художника или художницы, а это делается через выставку. Выставка должна быть не просто развешана на стенах, мол, показать все самое привлекательное и желательно побольше. Выставка в галерее — это не витрина, это в первую очередь и кураторское высказывание. Для нас это одна из самых важных задач. Поэтому, когда мы делаем выставки, мы их делаем с точки зрения кураторов, а не с точки зрения маркетологов, которые должны красиво оформить витрину. Очевидный недостаток сцены профессиональных галерей в Киеве, не говоря уже о других городах, выражается еще и в том, что их попросту не хватает: художников больше, чем способных их принять пространств.

То есть, работая над проектом, вы не задумываетесь о том, что там эту картину купят в первую очередь?

М. Л.: Смотри, у нас за два года, конечно, сформировалось понимание того, что потенциально привлекательнее для покупки, на что скорее всего «клюнут» в первую очередь, на что во вторую, а на что — никогда. Изначально мы подходили к программе без этого знания и продолжаем так же. Мы работаем с авторами, которых считаем на данный момент hot on the plate, у которых самые интересные, на наш взгляд, художественные высказывания. Но среди доступных у них работ мы уже можем предугадывать, что купят, опираясь на понимание наших клиентов, коллекционеров, зная предпочтения. Но, с другой стороны, мы видим, как вкус развивается, и бывает очень много неожиданных покупок. Самая неожиданная — выставка Кати Бучацкой, которая, как нам виделось, изначально была, может, «на грани доступности». Она для нас была очень эффектной, но при этом, возможно, более сложной для восприятия… Было много таких объектов, наш любимый — это эскиз-макет к скульптуре собаки из бетона, «Скотч-терьер». Именно его первым и купили. И ты понимаешь, что это макет из скотча, на котором маркером написано «скотч-терьер» — шутливая такая работа. Потом купили инсталляцию с перчаткой и кроликом, который кусает обезьяну, и маленький псевдолайтбокс. Его купил один из наших первых последовательных, а теперь уже и самых смелых коллекционеров. В начале нашего сотрудничества он пришел с запросом: «Я хочу реалистичную живопись!». А через год начал покупать фотографию, еще через год купил эту инсталляцию, и она стоит у него дома в таком же виде, как она у нас стояла здесь. 

Живопись берут, покупают, а фотографию тоже покупают?

М. Л.: Да, конечно, и много! Когда мы открывались, то делали ставку именно на фотографию. Она доступна и современна. Первые выставки были Елены Субач и Вячеслава Полякова, еще у нас есть фотографии Евгения Никифорова, Виктора Марущенко, Саши Курмаза. 

Круто!

М. Л.: Сейчас начали покупать люди, которые просто заходят к нам с улицы и которых мы не знаем. Они видят работы и говорят: «Хочу», а поскольку чаще всего они доступны по цене, то тут же их и покупают.

Л. Г.: Мне кажется, что очень важно не недооценивать потенциальных коллекционеров. Это люди, которые не знают, что завтра могут стать коллекционерами, когда увидят «ту самую» работу, которая станет для них ключом к современному искусству. Если вы поговорите с опытными коллекционерами — со Стеллой Беньяминовой, Борисом и Татьяной Гриневыми, они скажут, что все начинается с одной работы. И это может быть работа, на которую спустя время и смотреть не захочется, потому что к тому моменту уже будет обретен более профессиональный взгляд. Но в определенный момент жизни любая работа может стать мостиком для вхождения в мир искусства. Поэтому не всегда человек знает, когда он станет коллекционером, когда искусство откроет новую грань потребности взаимодействовать с ним на новом уровне.

Возвращаясь к предыстории. Когда мы открывались и, возможно, удивили кого-то решением создать галерею, то популярным комментарием было: «Рынка нет, никто и ничего не покупает, коллекционеры не интересуются искусством, новых коллекционеров нет». Ну как нет? Есть же люди, которые ходят в музеи, путешествуя, идут не только в ресторан и на шопинг, а смотрят искусство в крупных мировых музеях, посещают выставки, ездят на биеннале. Курсы про современное искусство полны слушателей. Очевидно, что современное искусство — это та сфера, которая перестала быть маргинальной, поводом для насмешек, пародий в кинофильмах, а стала привлекательной, востребованной. И следующий, логичный шаг, это желание приобретать искусство. Речь идет о демократичном коллекционировании. Работы украинских художников доступны финансово для людей с таким вот запросом на углубление в мир искусства. Мы воображали себе нашего идеального коллекционера и более-менее его получили. 

Очевидно, что современное искусство — это та сфера, которая перестала быть маргинальной, поводом для насмешек, пародий в кинофильмах, а стала привлекательной, востребованной.

Какой он — ваш идеальный коллекционер?

М. Л.: Изначально понимая, с какого рода искусством мы хотим работать, мы видели, что это человек нашего поколения, нашего возраста, условный средний или креативный класс; молодые люди, которые заработали уже немного денег своей творческой или интеллектуальной работой, своими предпринимательскими инициативами, и готовы включаться в понимание более сложных сфер, могут себе это позволить во всех смыслах — не только финансовом. 

Мы столкнулись с таким моментом, что на самом деле не так просто начать покупать искусство: у некоторых людей есть психологический барьер, а не финансовый. Грубо говоря, дорогие туфли или айфон купить легче, потому что понятно, что с ними делать, а картина той же стоимости требует места, внимания, ее нужно внести в свой дом, принять на себя ответственность за этот выбор, в котором ты можешь быть не до конца уверен во время покупки. Но мы видим, как и этот барьер утрачивается. 

Как вы коммуницируете с покупателем?

М. Л.: Наши двери в офис, если мы там, всегда открыты. Люди часто заходят: или думают, что там еще один зал с работами, или путают с уборной. Прайс-лист всегда лежит на подоконнике, по нему можно дальше перейти через QR код на наш каталог и увидеть больше работ. 

Л. Г.: Прайс-лист открытый, мы работаем с художниками умеренного ценового диапазона. Правда, у нас есть исключение — Павел Маков. Но тут сделаю сразу оговорку — на выставке мы показывали его очень ранние эскизы и рисунки. Павел Маков — дорогой художник, с ним работают другие галереи и дилеры, у него есть свой развитый рынок, много коллекционеров. Но работы, которые мы показывали, были как раз не самые дорогие. Потому что на камерного «раннего Макова» такого рынка пока нет, они не были введены в оборот, не были показаны, опубликованы. Мы не работаем с ним эксклюзивно и специально взяли его такой ранний сегмент, и именно его хотим развивать. Это интересно! Одновременно очень гордимся тем, что у нас есть несколько его последних, больших работ нового цветного периода, что не характерно для Павла. В них меньше печати, больше свободного живописного подхода, и для этих работ уже классический ценник Макова — 16-25 тысяч долларов.

Как формируются цены на работы художников, которых уже представляет другая галерея? Например, на Никиту Кадана?

Л. Г.: Хороший вопрос. У Никиты в этом случае сформирована цена. Когда мы начинаем отношения с художником, то опираемся на его предыдущий рыночный статус, который показывает, за сколько он продавал до этого свои работы. Часто мы стартуем плюс-минус с этой же цены. Если автор мало продавался, совсем за дешево, но при этом сделал очень крутую серию работ, то можем чуть-чуть поднять цену, опираясь на то, что мы все-таки делаем большую публичную презентацию, то есть уже повышаем его публичную и профессиональную видимость. Впоследствии мы прикладываем все усилия для того, чтобы эта цена росла. С каждой следующей выставкой, с каждым участием этого художника или художницы в большом проекте цена плавно увеличивается.

Отмечают ли ваши коллекционеры «движения» на рынке? Что работы, которые они купили, возросли в цене? 

М. Л.: Для этого ее нужно продать дороже, чтобы это зафиксировать. В Украине вторичного рынка мы практически не касаемся и вторичный рынок на авторов, с которыми мы работаем, еще тоже не сформирован. Должно еще лет 10 пройти, чтобы они стали интересны на вторичном рынке. Павел Маков — да, его работы определенных периодов ищут. Но часто из-за несформированности отношений на рынке его работы на вторичном можно купить дешевле, чем у него в студии или в его галерее. Это неправильно с точки зрения экосистемы рынка. Покупатель выигрывает финансово, но на самом деле этим же понижает статус и финансовое будущее своего приобретения, девальвирует значение и стоимость автора в целом. 

Л. Г.: Должно быть так, что на вторичном рынке ты можешь найти что-то, чего нет на первичном: что-то редкое, значимое, чего уже нет в мастерской самих художников. Естественно, вторичный рынок важен и часто безальтернативен для художников, которых уже нет с нами. А иногда получается наоборот: вторичный рынок становится сферой, где покупают работы молодых и активных, но дешевле, чем в мастерской художника или галерее, потому что найдется кто-то, кто согласен продать дешевле. Это вредит художникам в первую очередь. Кому-то могли подарить работу, оставить за резиденцию, за выставку, поэтому за нее ничего не заплатили. Но потом могут понадобиться деньги, и работы продают за любую цену, без привязки к реальной. Это-то и подрывает рынок в первую очередь для самих художников, которым приходиться объяснять, почему назначают одну цену, а «за углом» можно найти на порядок ниже. 

Почему важно поддерживать и покупать искусство? 

М. Л.: Мне кажется, что это искусство — это та форма жизни, которая не исчерпывает свой потенциал. Я всегда говорю, что искусство — это постоянно ускользающий горизонт, оно не обесценивается во всех смыслах. Я не только про финансовый аспект говорю, но и про эмоциональный, интеллектуальный. Это настолько глубокие вещи, которые переживают любые перемены, это то, что может питать очень долгосрочно конкретного человека, а впоследствии и общество, если эта работа попадает в публичный обиход — следующие поколения, нации, страны и т. д. Искусство — это единственное, что является свидетельством жизни прошедших эпох.

Искусство — это единственное, что является свидетельством жизни прошедших эпох.

Л. Г.: Приобретение художественной работы — это понятный способ пусть и символически, но заполучить для себя кусочек этой истории и этого процесса, как бы самому стать его частью. Но это касается символического аспекта коллекционирования. Это то, что коллекционер делает прежде всего для себя. Мне видится, что коллекционирование искусства — это такая форма self care. Очень тонкая и личная форма заботы о своем интеллектуальном и чувственном внутреннем мире. Мы говорили ранее, что не все могут позволить себе купить искусство. Но не в финансовом плане позволить, а психологически что ли. Вот эта фраза для меня как раз о том, что покупка искусства — это про не побояться открыть себя самого с более сложной, глубокой, и, конечно, неожиданной стороны. 

Мне видится, что коллекционирование искусства — это такая форма self care.

А есть практическая сторона. Нас часто спрашивают: «Инвестировать в искусство или не инвестировать?». Коллекционирование — это поддержка экосистемы культуры в целом. То есть, покупая произведение искусства, вы делаете свою инвестицию в развитие одного художника, а это уже маленький, но взнос в развитие сферы в целом. Эта инвестиция потом вернет дивиденды обществу в виде улучшения качества жизни, улучшения эмоционального, интеллектуального климата. Это не работает мгновенно и буквально: сегодня купил работу, а завтра страна зажила по-другому. Это ни в какой сфере так не работает. Понятное дело, что это не такое прямое влияние, но в принципе, следует держать это в голове: приобретая работу, ты не просто поддерживаешь художника, который пойдет и на эту тысячу долларов 35 лет жить будет. Для художника, который живет и снимает студию в Киеве, это не такой уж гигантский заработок, если мы говорим о том, что цены на молодое искусство невысокие. Но каждая покупка поддерживает в художниках уверенность в том, что их работа интересна разным людям, разным частям общества. Поверьте, художникам важно, что их искусство живет дальше своей жизнью, что его увидят новые люди за пределами мастерских и галерей, в частных пространствах, в новых интересных контекстах. Таким может быть и частная квартира, за которой стоит интересная история ее обитателей. Гости увидят эту работу в домашней обстановке близких друзей и она может стать началом заинтересованности. Каждая покупка — это на самом деле маленькая, но инвестиция в развитие жизни общества в сфере культуры и за ее пределами.

Каждая покупка — это на самом деле маленькая, но инвестиция в развитие жизни общества в сфере культуры и за ее пределами.

Якщо ви хочете, щоб ми про вас написали, заповніть цю форму