Украина снова — место столкновения взаимоисключающих реальностей. В случае с пандемией эта неопределенность преодолевает все границы и попадает вам в кровь, печень, легкие, носоглотку. Вы становитесь частью тотального и повсеместного разбуривания, его маленьким очагом, одним из миллионов: вы больны, а возможно нет; болезнь опасна, а возможно нет; вас отвезут в больницу, а возможно нет; тест подтвердит диагноз, а возможно нет; вам правильно взяли мазок из носа, а возможно нет; люди в очереди на тестирование заразят вас, а возможно нет; статистика врет, а возможно нет; вам продлят больничный, а возможно нет; ваших коллег отправят на самоизоляцию, а возможно нет; на сайте Министерства здравоохранения есть вся необходимая информация, а возможно нет.

Я не могла отличить на запах резкий парфюм от клубничного варенья, а главной характеристикой еды стала ее текстура, консистенция и температура, потому что вкусов у нее практически не было. Эти ощущения я потеряла на третий день. Первые два дня я вообще не очень хорошо помню — была постоянная головная боль, температура, ломота и слабость. Утро четвертого дня началось с того, что я ощутила себя не в своем теле. Это было похоже на то, что ты не ощущаешь пропорций своего тела, но ощущаешь его как некий сосуд, в котором ты пребываешь временно, и, возможно, по ошибке. Кожа на животе стала сверхчувствительной. Я так и не смогла определиться, приятное это ощущение или нет: немного было похоже на солнечный ожог, но больно не было. Ломота в мышцах и суставах буквально заставляла сомневаться в своей памяти, казалось, что ты, наверное, упала и сильно ударилась, но просто не помнишь этого. И так каждый день в разных частях тела.

В один день казалось, что я больна, что у меня совершенно нет сил встать с кровати, или что их теперь не хватит, чтобы дойти до спальни из кухни. На следующий день температуры вообще могло не быть, как и слабости, но вечером вдруг могло начать болеть тело или голова. У болезни не было постоянного течения, со склонностью к ухудшению или улучшению, все менялось каждый день или несколько раз в день, и сложно было что-то предугадать. Это формировало совершенно новый для меня опыт биологического непостоянства. «Мне не кажется, это болит; мне не кажется, это не пахнет», — в определенный момент постоянная перепроверка своих симптомов стала необходимой практикой подтверждения реальности. Потому что казалось, многое стремилось разубедить меня в том, что я чувствую и почему.

МЫ Все это время у меня не было сомнений, что я болею тем, чем не болела раньше, и что большинство симптомов, согласно отчетам Всемирной организации здравоохранения, соответствуют именно коронавирусной инфекции. 

Многие люди интересовались моим состоянием, читали мои подробные описания и почему-то, может, незаметно для себя, начинали меня переубеждать в моих телесных ощущениях и их оценке: наверное, это просто грипп или ОРЗ, так было у их друзей, родственников или знакомых. Такая коллективная реакция не совсем незнакомых мне людей спровоцировала дополнительную фрустрацию. На четвертый или пятый день болезни я обнаружила себя посреди ночи в кровати не просто физически больной, а раздраженной, возмущенной, взбудораженной, воспаленной не только на биологическом уровне, а на всех доступных мне уровнях.  Я не собиралась никому доказывать что я больна какой-то «особенной болезнью», но каким-то образом я постоянно оказывалась в положении доказывающего человека. Такая ситуация тотального недоверия, вероятнее всего, была вызвана моральной паникой в медиа. Думаю, сообщение о том, что я могу быть больна коронавирусом включало это сакральное «критическое мышление», призванное бороться с фейками и манипуляциями украинской действительности. Однако именно на этом примере очень хорошо видно, что «критическое мышление» само по себе, не опирающееся ни на что, не имеющее фундамента базового доверия или сетки социальных институтов с соответствующей традицией и репутацией, может приводить к другим крайностям, к тотальному отрицанию ради отрицания. 

ОНИ  В очереди на ПЦР-тест сформировалось подозрение, что единственный известный украинцам социальный институт с традицией — это (пост)советская бюрократия, к которой мы, постсоветские украинцы, вернулись от страха всей этой глобальной неопределенности. Бюрократия доверяет только документальным доказательствам, за их отсутствием реальности для нас не существует. При всей моей ненависти к бюрократии и ее способности игнорировать индивидуальные свободы, я готова ее принимать как способ организации громадных процессов. Но если бюрократия чувствительна к коррупции и психоделическому капитализму, а к человеку  все еще нет, то она просто превращается в еще один инструмент угнетения.Незаметно для себя я стала эволюцией героя Кафки, который таскается в поисках суда, пытаясь доказать, что он невиновен, но теперь К. — пациент, который пытается доказать, что он болен, а люди, которые контактировали с ним, имеют право на самоизоляцию.

Если вы работаете согласно трудовому законодательству, то, скорее всего, в вашей компании не могут ввести карантин до того, пока кто-то из сотрудников не получит позитивный результат теста. Если у вас легкий случай (сложно сказать какой это — определенно, не требующий госпитализации в первое время), направление на такой тест вам не дают. Если вам каким-то законным или незаконным способом удалось получить это направление, вы будете стоять в очереди, возможно, в закрытом помещении.  Если вы сдадите тест в частной клинике, за собственные деньги, результат теста могут задержать, как и результат из госклиники, потому что «референс-лаборатория не справляется» с количеством тестов. Так возможно вы получите результат своего теста позже, чем закончится ваш больничный, потому что по словам семейного врача «больничный длится не больше десяти дней», а в карточке вам напишут ОРЗ и не будут просить прислать результат анализа после, каким бы он ни был, потому что «положительный ПЦР больше не является противопоказанием ходить на работу». За исключительную настойчивость мой больничный был продлен до четырнадцати дней. И, наконец, один и тот же анализ делается в государственной и частной клинике по-разному: это разница в глубине забора мазка и она явно не в пользу госклиники. Возможно, мне просто не повезло попасть в эту череду неудач, не буду утверждать, что это правило. Результат моего теста был положительный. И отрицательный. Я получила два разных результата теста, сделанного в один и тот же день в частной и в государственной клиниках. При этом у моего партнера тест из госклиники положительный. Повторного ПЦР-теста мне никто не назначал из-за перегруженности лабораторий. В принципе, теперь у меня есть оба документа, необходимых для дальнейшего взаимодействия с украинской действительностью. 

Лєра Мальченко