Очередной модерн

О конце света, который все никак не наступит 

С того времени как люди возомнили себя свободными от дежурных ограничений, они пристрастились называть время, в котором живут «новым модерном». Им почему-то постоянно кажется, что вот сейчас — это ну просто вау, максимум, куда уже дальше и более модерново. Так считали и 19-м веке, когда впервые увидели лампочку на потолке, и еще когда машина поехала по улице сама, без лошадей. Крепостные не могли представить свободы большей, чем когда отменили крепостное право. Когда люди впервые увидели телевизор, им наверняка показалось, что круче уже ну некуда. Ну куда уже круче? Я сама еще каких-то 15 лет назад не поверила бы в айфоны и виртуальную реальность. Но вот мы здесь. Нам можно говорить что вздумается, людям можно совершать однополые браки, женщины носят штаны, что шокировало бы людей каких-то 4 века назад. И каждый раз все какой-то новый и новый модерн. И все такие: нет, ну дальше этого уже некуда.

Я понимаю ощущения этих людей, ведь иногда смотришь на происходящее в мире и думаешь: все, это апогей. Весь этот поток информации со сводками событий со всех точек мира: войны, катастрофы, пластик, цунами. И ты думаешь: неужели миру настал конец, или что, все с ума посходили? Такие мысли меня охватывали довольно часто, даже всегда, когда я смотрела новости. Я сидела на диване и, как старуха, сокрушалась, возносила руки к небу и спрашивала себя вслух, доколе это все будет продолжаться. Да, я понимаю всех этих людей, которые верят в конец истории или какой-нибудь метамодернизм. Им кажется, что они скакнули каким-то семимильным шагом во времени и развитии, хотя на самом деле это едва ли так. Наверняка так казалось всем людям во все времена, у них просто не хватало изобретательности и времени на то, чтобы выдумывать такие изощренные понятия как «метамодернизм».

Потом как-то раз я задумалась над критериями, и они очень упростили рассмотрение всего этого. Вот я сижу в большом городе, допустим, у меня есть айфон и более-менее современный ноут. Также у меня есть доступ к большому массиву информации, которая предоставлена мне в любое время дня и ночи. Мои заботы — это сходить на работу, где я не тягаю вагоны, откровенно говоря, и не несу колоссальной ответственности, потусить с друзьями, заняться, чем я хочу. Плюс к этому всему, я не голодаю и в целом могу себе позволить все, что хочу. Вот образ такого живущего в достатке условно западного человека. Но какой процент таких людей даже не в мире, а просто в обычной, не самой экономически развитой стране?

Возьмем ну 5-6 областных центров, где такие люди есть, может еще несколько крупных городов — и все. Это даже не большинство страны. И вот я сижу в тепле и размышляю, как мне кажется, обо всем мире и том, что в нем происходит, и как все в нем ужасно и несправедливо. Но у огромного процента людей в моей стране такие вопросы даже не стоят! Женщина, торгующая на рынке овощами, выращенными на ее огороде, не то чтобы не поняла бы метамодернизма и конца истории. Она просто покрутила бы у виска, начни я делиться с ней своими опасениями о конце света. Ей так точно не кажется, что времени пришел конец, она вряд ли заинтересовалась бы сериалами о новой искренности и, возможно, передачи про фриков на ТВ не показались бы ей смешными.

Я не испытываю жалости к людям, живущим хуже в материальном плане, почему я должна что-то к ним испытывать? Ну вот я живу так, они иначе. Так же как мне нет дела и до того, как живут люди богаче меня. Сравнение в этом смысле не совсем правильно. Допустим, примем тот факт, что мы оказались в разных условиях. Чем конкретно это разделяет нас как людей? Может быть, у нее хуже образование и меньше доступа к информации/ресурсам, но в то же время у нее точно есть другие умения, которых мне не хватает даже для элементарного выживания вне города. Сравнивать нас всех не имеет никакого смысла — мы мыслим разными категориями.

Но те, кто создают такие понятия как «метамодернизм», обычно считают себя интеллектуалами, людьми более высокого сорта. Я люблю интеллектуалов, но разговаривать с ними очень трудно и, что парадоксально, они зачастую совершенно негибкие умственно люди. Им очень трудно поменять точку зрения, они слепы в своей аргументации и даже агрессивны. А  потому что отличает их от любых других людей с закоренелыми взглядами, даже от людей из далекой глубинки, которые считают, что место женщины на кухне? По сути, ничего.

В свое время мне очень понравилась идея Джона Дьюи про то, что для хорошего образования должны быть открыты границы обмена опытом. Любые условия ограничения опыта — кастовость общества, закрытые границы и так далее — преграждают путь проникновения знания в народ. И люди просто не узнают о многообразии опыта, который может предоставить открытый мир. Это очень хорошая идея и она действительно рабочая, но что тогда не так с интеллектуалами, для которых нет границ в познании? Я все никак не могу понять. Может, не хватает людям какой-то важной черты, которая позволяла бы видеть картину мира шире, быть более гибкими и уместными что ли.

Общее тухлое состояние всего, что попадается на глаза, действительно может наводить на депрессивные мысли про наступление конца. Кажется, что он подступает со всех сторон. Ты приходишь в кинотеатр, а там сплошные фильмы про конец света или нападения инопланетных монстров. Включаешь телевизор — там все по-старому: ужасный продакшн убогих сериалов и телепередач, с одними и теми же рожами, не меняющимися с десяток лет, вперемежку с какими-то экстрасенсами и фриками.

Смотришь новостную ленту: дельфины выбрасываются на берег и где-то происходят очередные террористические атаки. И у тебя уже совсем нет сил, ты идешь поделиться этим со своими друзьями, а они — постироничные…

Такое положение вещей не может не угнетать и не нагнетать, но это не все. Это не все люди, не все новости, не все взгляды. Это настолько маленькая часть всего, что если бы мы узнали, насколько, если бы мы могли масштабировать планету дальше своего квадратного метра, мы бы увидели, что люди там вообще-то живут себе как и жили. Они не знают о постиронии и у них нет времени на экзистенциальные кризисы. Люди живут и в городах, и в селах, и в огромных городах, и в племенах. Они во что-то верят и имеют какой-то объем информации, достаточный для их жизней. И для нормальной жизни им не нужно обязательно иметь страницы в соцсетях, они не знают о Кардашьянах, не любят Баленсиагу и не смотрят «Игру престолов». Они не феминистки и не расисты, не веганы, не защитники природы и не браконьеры тоже. Просто у нас привыкли считать, что человек должен быть умнее, стремиться знать больше и поглощать информацию чуть ли не насильно — тогда он нормальный, достойный и полноценный. Но в большинстве случаев эта информация многим людям никак в жизни не пригодится — ни теоретически, ни практически.

Мне кажется, такая узость мышления, с которой я столкнулась, посчитав, что история закончилась, характерна абсолютно всем людям по причине того, что у них не хватает категорий восприятия другого жизненного опыта, потому как он им неизвестен. Им проще понять то, что вокруг них или что-то похожее, чем расширить масштабы восприятия. Я четко увидела это на себе, когда съездила пару раз на международные программы обмена. Последняя, в Польше, абсолютно шокировала меня и кардинально поменяла мой метод мышления. После нее мне в принципе путешествия больше не приносили такого шокирующего опыта, кроме новых культурных энциклопедических знаний. Все, что я поняла за эту программу — это что на свете есть другие люди. Все.

Интересно, что такая, казалось бы, базовая вещь не приходила мне в голову. Я как будто и не подозревала, что люди могут иметь другие культурные основы, на которых они базируют свое понимание и анализ вещей. Все люди, которых я встретила и за которыми наблюдала, поразили меня своими взглядами, тем, какими они были образованными и развитыми, но со своими твердыми традиционными основами и верованиями.

Вроде бы кажется, что мы же знаем, что другие люди живут иначе. У них другие традиции, еда, условия жизни, но почему-то тот факт, что на одну и ту же вещь мы можем смотреть по-разному, обходит нас стороной. И в таких условиях никто из нас не сможет сказать, что другой неправ, ведь мы судим, отталкиваясь от своего опыта. Мне почему-то это не приходило в голову. Но когда дошло, многое поменялось. Я больше не имела право быть тем же человеком, и не была.