Юлія Бердіярова, кураторка Одеського художнього музею

Для меня главный элемент ощущения праздника — ожидание: ожидание радости, удивления, встречи с чем-то новым, приключения. Так бывает только в детстве, когда ты не можешь устраивать себе праздник каждый день сам, какой захочешь — он приходит раз в год, и ты его ждешь.

Праздником с приключением для меня стала встреча с «одесскими независимыми» в нашем художественном музее. Это было несколько лет назад, я работала на совершенно другой работе и случайно — пути Гугла неисповедимы — узнала об этих художниках: Амшей Нюренберг, Павел Нитше, Теофил Фраерман, Вениамин Бабаджан. Это было художественное объединение, которое просуществовало всего пару лет после Октябрськой революции, никто даже не знает точных дат — но оказало огромное влияние на развитие одесской школы живописи.

Мне стало интересно, я пошла в библиотеку, чтобы узнать о них больше. И тут библиотекарша рассказала, что их работы есть в Одесском художественном. Я тогда почувствовала даже обиду: «Почему мне никто никогда об этом не говорил?».

Пришла в музей специально, чтобы увидеть эти картины. Они поразили меня смелостью и контрастом по сравнению с работами, висевшими в предыдущих залах. Тогда я решила, что хочу здесь работать и рассказывать об этих картинах. Иногда у меня получается (смеется). Магистерскую работу я тоже пишу про «одесских независимых».

После двух лет работы в музее эти картины все еще сохраняют для меня ощущение встречи с новым, ощущение праздника — когда удается абстрагироваться от всех знаний, которые у меня теперь есть. А иногда знания, наоборот, позволяют увидеть в них что-то новое. Мне удалось сохранить свои чувства к этим работам.

Петро Гончар, директор НЦНК «Музей Івана Гончара»

Мистецтво не перекладається. Малюнок має говорити сам за себе, не вимагаючи вербального пояснення.

Коляда — велике свято Різдва. Час, коли зимове сонце повертає на літо, а день починає прибувати, коли все живе на землі радіє народженню нового сонця. Свято світла, достатку, благополуччя!

Ой, радуйся, земле,

Ясен світ засвітився!

Оля Носко, комунікаційниця Музею мистецтв імені Богдана та Варвари Ханенків

Зимовий пейзаж Гербрехта Лейтенса можна роздивлятися годинами. Без перебільшень! Після цих роздивлянь гілочки з картини ввижаються мені у всіх парках. Дивитися на голі дерева після знайомства з Лейтенсом стало значно приємніше — тепер бачиш не летаргічний сон всього живого, а алюзії до класичного живопису.

Розповідати про неї гостям музею теж одне задоволення — люблю спостерігати за реакцією. Серед людей, які займаються буденними справами типу рубання ополонки чи збирання хмизу, є фігурка з нетиповим заняттям для висвітлення — каганер, тобто какун. У цьому випадку — какунка. За різдвяною традицією зображення какунів та какунок мало приносити успіх.

А ще, за однією з версій, тут зображені фігури трьох волхвів. Вони йдуть на поклоніння Ісусу, який народився. Оцей мікс повсякденної рутини з релігійним сюжетом дивує, збиває та додає багатошаровості сприйняття.

Олександр Ройтбурд, директор Одеського художнього музею

Мне вообще сложно выделить какую-то любимую или особо праздничную картину в коллекции музея — они у меня все любимые. Но самая праздничная, пожалуй, «Не выпить ли?» Леонида Пастернака — жанровая работа 1883 года. Пару лет назад я по ее мотивам написал свою работу в серии «Копии для подмены», она теперь в частной коллекции.

Как известно, было два извечных русских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Третий, не менее извечный вопрос, «А не выпить ли?» — является универсальным ответом на первые два.

Сам вопрос, вынесенный в название работы, утепленный зимний наряд героя картины и его раскрасневшийся нос как нельзя более соответствуют духу рождественских праздников, превратившихся у нас в «украинский Рамадан» — от западного Рождества до православного Крещения. В этот нелегкий период народ только и делает, что ежедневно отвечает на третий извечный вопрос — в основном, утвердительно.

Олександр Соловйов, куратор київського комплексу Мистецький арсенал

Моя любимая «новогодняя» работа — полотно Максима Мамсикова «Девочка с игрушками». Написано оно в 1991-м году. Впервые я увидел картину в его мастерской, которая располагалась в сквоте на Ирининской. Этот дом, в ожидании кап/евроремонта, заселенный молодыми художниками, был дальним «кордоном» того образования из нескольких сквотов в центре Киева, что получило название Паркоммуна. Это случилось во время моего выбора произведений для выставки «Художники Парижской коммуны», куратором которой я был.

Выставка прошла в ноябре 1991-го, в зале на Владимирской (был такой), напротив Оперного театра. Полотно Мамсикова висело на стене, хорошо помню, рядом с работами Александра Гнилицкого «Четыре мушкетера» и Юрия Соломко «После бала». Значение этой выставки было прежде всего в том, что она программно заявила о появлении постмодернистской «новой волны» в украинском искусстве.

Холст Мамсикова (метр на метр) как нельзя лучше вобрал в себя методологические установки живописи неоэкспрессионизма на его излете. Это живопись цитатная. Ее цветовой аскетизм с вкраплением гризайлевого письма навеян фотографией из книги об американо-канадской легенде немого кино Мэри Пикфорд, запомнившейся в первую очередь своими ролями девочек-сорванцов и бедных сироток. Это живопись, деконструирующая изначальный смысл, то есть смещающая, переиначивающая его. Она — не про киногероиню. Это просто живописный фон, поверх которого бахрома-граница «сшивки» двух кусков холста (привет «бедному искусству»!), на которой висят красочные елочные игрушки, используемые здесь как реди-мейд (привет кубизму, дадаизму и поп-арту!). Это такой радостный контраст минорному монохрому собственно живописи. Но она и не про новогодние праздники, несмотря на блеск игрушек. Впрочем, само их наличие также не исключает прямого соблазна ассоциировать их с такого рода атмосферой. Это просто прием для создания энигмы абсурдистского образа, строящегося на бриколлажном разрыве (здесь не только смысловом, но и буквальном) и предполагающего самые различные прочтения и истолкования. Наконец, это живопись — уже не совсем живопись, так как вживление в структуру ее плоскостной поверхности (от природы) объемных элементов демонстрирует проявившуюся тогда общую тенденцию поворота этого медиума «в сторону объекта», хотя Новый год тут и не при чем.