Киевлянин

Киеву не менее 1200 лет. Отмечавшееся в 1982 году 1500-летие города основывалось на теории археолога Петра Толочко и оспаривается сегодня многими мировыми учеными в сторону меньшего возраста. Тогда же это был масштабный всесоюзный праздник, какие так любил стоявший одной ногой в могиле, но верный своему темпераменту бонвивана Леонид Брежнев. В мае 1982 его ждали на торжества в украинской столице, к которым приурочили присвоение Генеральному секретарю звания почетного гражданина Киева, реконструкцию Золотых ворот, из благородных руин превращенных в новодел сомнительной архитектурной достоверности, открытие нового здания Музея Ленина (теперь «Украинский дом») и создание в Кловском дворце Музея истории города Киева, в 2004 указом премьер-министра Виктора Януковича выселенного оттуда и до сих пор не имеющего возможности собрать свои фонды и выстроить постоянную экспозицию в одном помещении. Для брежневского банкета был выбран Мариинский дворец, в котором провели лифт на второй этаж в виду дряхлости советского лидера. Не пригодившийся, впрочем: Леонид Ильич в столицу Украины не приехал, а спустя полгода и вовсе скончался.

Если вернуться к пониманию возраста Киева, вопрос о его коренных жителях невольно приобретает ироническое звучание. Никто не может проследить оседлость своего рода здесь на протяжении тысячелетия. Все когда-то сюда приехали, став киевлянами. Или так и оставшись вечно недовольными потребителями, паразитами городской среды. Это уже вопрос личных взаимоотношений человека и города, веками манившего людей из разных земель.

Расположенный на пути из варяг в греки и из Азии в Европу, Киев неоднократно подвергался завоеваниям, разрушениям и разграблениям. Не способствовал его сохранности и свободолюбивый нрав горожан, не желавших признавать деспотической власти, свергавших и изгонявших неугодных князей со времен Киевской Руси. Нрав этот прорывался бунтами против назначаемых Речью Посполитой воевод, заговорщицкими организациями, террорист одной из которых застрелил в киевской опере премьер-министра Российской империи Петра Столыпина, парадом властей времен провозглашения украинской независимости начала ХХ века, майданами современной Украины. Не зря большевистская власть не спешила переносить столицу из Харькова в Киев.

Нацистская оккупация 1941-1943 гг. растянулась для киевлян в тягостное безвременье, перевернувшее мироощущение практикой жесткой этнической сегрегации, выделением фольксдойче, обернувшимся для них катастрофой, трагедией Бабьего Яра, уничтожением целого еврейского мира, вплетенного в вековую историю многонационального города. Под Киевом пролегала введенная Екатериной II черта оседлости для иудеев, совсем рядом Боярка-Бойберик Шолом-Алейхема, купцы-миллионщики еврейского происхождения были славными киевскими меценатами. Польская, немецкая, татарская, ассирийская, армянская, чешская общины внесли свой вклад в архитектуру, культуру, науку столицы Украины. Вторая мировая обеднила эту палитру.

Преимущественно русскоговорящие киевляне получили мощный импульс к украинской самоидентификации, осознанию своего города самодостаточной столицей в недолгие, но культурно и событийно насыщенные времена УНР, гетьманата Павла Скоропадского и Директории — «когда взорвалась Украина», как писали в последствии польские историки. С этим приходилось считаться советской власти. Она не посмела расформировать учрежденные национальными правительствами академии наук и искусств, статус второй, правда, понизив до института. Более того, Кремль был вынужден пойти на создание, пусть и декоративного по сути, министерства иностранных дел и других столично-государственных институций. Пережил Киев в составе СССР и две волны украинизации сверху, обернувшихся впоследствии репрессиями против деятелей культуры и национального движения.

Соблазнительность Киева для соседних сильных держав отразилась на градостроении: в городе нет единого стиля, воплотившего бы его дух, архитектурные памятники редко складываются в ансамбли. Но при внимательном взгляде мы обнаруживаем здесь россыпь жемчужин, по которым можно изучать историю европейской архитектуры, начиная от бесценной для человечества Софии Киевской и заканчивая строениями украинского постмодернизма времен независимости, часто обруганными современниками.

Киевляне, впрочем, давно отличались недоверчивым восприятием архитектурных новаций — болезнь города, в свое время надолго утратившего политическую и экономическую столичность, сохраняя символическую сверхценность. Возведенное в 1901 г. здание киевской оперы, например, в городской прессе сравнивали с неуклюже распластавшейся черепахой.

Этот синдром провинциальности, неуверенности в праве на эксперимент и законодательство моды в архитектуре и сегодня не изжит киевскими властями, застройщиками, жителями. Воспринимая в штыки новое, мы не умеем толком ценить и беречь наследие, архитектурное достояние. Так на волне отвращения ко всему советскому уничтожаются шедевры модернистских стилей ХХ века, подобные которым реставрируются, ревитализируются, оберегаются в Европе.

Не все старое является ценным. Архитектура вообще находится на передовой развития человеческой цивилизации, воплощая как новые возможности и понимания в сфере комфорта, экономической целесообразности, эргономики, так и ментальные, этические изменения. Человечество движется в сторону все большего внимания к специфике и потребностям каждого индивидуума, пугающая серая монолитность массового человека Ортеги-и-Гассета сегодня дробится в многоцветной мозаике людей, ощущающих свое право на отличия, переплетающихся в ризоме социальных сетей, как в детском калейдоскопе. В этой реальности архитектурное разнообразие приобретает еще большую ценность.

В разговоре со мной в киевском издательстве Laurus итальянский художник и дизайнер Луиджи Серафини назвал кажущиеся нам с точки зрения злобы дня нелепыми, некрасивыми, непонятными, идеологически чуждыми архитектурные сооружения и даже руины — морщинами и шрамами на лицах городов. Их стоит уважать, тем более, когда речь о таких древних и славных, как Киев. Избавляясь от этих черт мы рискуем оказаться в окружении безликих технологичных конструкций, получить штампованную маску, вымученную гримасу вместо лица.

Здесь мы снова выходим на вопрос: «Кто таков киевлянин?». Вне зависимости от того, сколько поколений его предков покоятся, и покоятся ли на Байковом кладбище, это человек, способный чувствовать, любить и беречь наш город. Сосуществовать с ним в сотворчестве. Прощающий его недостатки, но готовый уважительно их исправлять, восстанавливать уничтоженное потребительством, противостоять обезличиванию и беспамятству. Тот, в чьей душе без надрыва, интимно отзовутся строки Вертинского: «Я готов целовать твои улицы, прижиматься к твоим площадям…»

Таков Семен Широчин, автор книги о Киеве, которого нет. Кропотливо собранные им и с очевидным личностным интересом, с удовольствием, передающимся читателю, изложенные сведения о зданиях и ансамблях, стертых с киевского лица жестоким ХХ веком, либо задуманных, но не реализованных, раскрывают город по-новому, пробуждают любовь к нему.

А любовь дарит вдохновение. Вдохновение проживать себя вместе с Киевом, совместно с ним созидать, развиваться, фантазировать и создавать будущее. Помня о том, что мы — не владельцы архитектурного, культурного достояния, но лишь временные смотрители, чья задача — переосмыслив, сохранив, приумножив, передать их новым поколениям. На новые тысячи лет.

Там, где прочие лишь привычно разводят руками в фрустрации, человек вдохновенный видит возможности. Как Семен Широчин, восстанавливающий декоративные вазы на фасаде своего родного дома или литые фонари в Мариинском парке с единомышленниками. И пишущий книги, в которых открывает нам глаза на Киев, рассеивает туман суеты и обыденности, помогая увидеть множество интересного в том, что мы привыкли воспринимать серым.

Киев Семена Широчина захватывающе богат и разнообразен. Киевлянин захочет быть достойным такого Киева.