Юрій Лейдерман — один із художників одеської концептуальної групи, письменник, лауреат поетичної премії Андрія Бєлого. 5 червня у PinchukArtCentre Юрій прочитав лекцію «Перформанс в одеському мистецтві 1980-х», у якій розповів про роботи одеських митців: Ігоря Чацкіна, Леоніда Войцехова, Сергія Ануфрієва та групи «Перці».
Подія відбулася у межах серії «Чотири історії українського перформансу», покликаної висвітлити історію українського художнього перформансу та акціонізму.
Ми записали головні тези з лекції.
Когда меня пригласили прочитать лекцию, первая мысль, которая мне пришла в голову — почему собственно я должен читать лекцию про одесский перфоманс, а не про одесскую живопись, одесские альбомы или музыку? Я должен читать лекцию про одесский перфоманс, как это можно понять? Уже устаканилось понимание того, что в Одессе был концептуализм — одесский.
Одесский концептуализм возник вслед за московским. Тогда мы себя чувствовали их филиалом. Что касается московского концептуализма, то до сих пор продолжаются дискуссии, а был ли он? А был ли одесский концептуализм? В то время, когда началась Перестройка и появилось внимание западных товарищей, нас называли «московско-одесская концептуальная мафия», а некоторые даже говорили «одесская-московская концептуальная мафия». То есть, одесский вклад в это движение довольно существенный. Но что такое концептуализм и почему это концептуализм? Это до сих пор остается невыясненным.
Перформанс — это действие, сделанное для публики и фиксируемое фотографиями. Великий украинско-российский художник Илья Кабаков никогда не делал перформансов, никогда ничего из себя не изображал на публику и не приглашал фотографов, чтобы они фиксировали это. Кабаков создавал альбомы и инсталляции. Когда я приходил к нему в мастерскую, тогда это был настоящий перфоманс: он делал альбомы — серию «10 персонажей». Когда ты попадал к нему в мастерскую и начинал рассматривать, происходил ритуал: Кабаков садил тебя за стол, ставил пюпитр, а эти листы (они были довольно большими) ты их должен был перелистывать; с одной стороны листа были картинки и какие-то забавные тексты, но много было и пустых страниц. В какой-то момент ты понимал, что суть не в этом альбоме, а в том, что путем длинного перелистывания, ты обращаешь внимание на себя самого сидящего здесь и перелистывающего этот альбом. Ты сам становишься ситуацией. В некотором смысле, это был перфоманс или перформативная составляющая, но там не было никаких фотографий, беганья в кустах — ничего такого, что ассоциируется с перфомансом.
Перфоманс всегда связан с неустойчивостью, становлением, неким движением, с неким переходом из одного состояния в другое, чего сама живопись дать не может. Великая живопись и человек, который её рассматривает в какой-то момент становится кем-то другим. Но более всего это выражается в перформансе.
Когда мы говорим о перформансе, то его понятие довольно расплывчатое, с английского языка это действие, представление. Перфоманс — это некое осуществление некой идиллии. Я помню, что одно время Сергей Ануфриев, основатель нашей группы, хотел взять псевдоним Эллари Экшен. Перфоманс всегда связан с неустойчивостью, становлением, неким движением, с переходом из одного состояния в другое, чего сама живопись дать не может.
Ища свои пути в искусстве, я сделал перформанс, и очень по-детски, неуклюже вдохновляясь боди-артом Криса Бурдена, но у него все было серьезно (он стрелял себе из пистолета в руку, распинался на Фольксвагене). Для меня такое было сложно, да и Фольксвагена не было. Я раздевался до пояса, мылился и рисовал на себе что-то. В какой-то момент ко мне подошёл Сергей Ануфриев и сказал: «Юрочка, я тебя очень прошу, продолжай делать перфомансы. Я понимаю, что тебе это неинтересно, тебе интересна живопись, но, пожалуйста, продолжай делать перфомансы, ведь у тебя это очень хорошо получается и нам очень важно показать в Москве, что в нашей, одесской группе, у нас большая и серьезная группа (из 5-ти человек) и у нас есть все жанры современного искусства. Ради меня, ради Одессы, ради нашего движения делай перфомансы!». Хорошо, я их делал.
Но если быть более серьезным, главными жанрами были объекты — альбомы. Актуально будет говорить не о перформансе, а о перформативности, то есть о работе, в которой есть эта перформативность, некая процессуальность действия. В качестве примера расскажу об объекте, который сделала группа «Перцы». Они сделали такой странный объект, который называется «Таблица Менделеева». Это таблица сделана из спичечных коробков, каждый квадратик — это покрашенный и вклеенный спичечный коробок. Всё это аккуратно сделано на цветной бумаге, а мелкая информация (порядковый, атомный номер элемента) аккуратно пёрышком написаны на этих квадратиках. Почему двое молодых ребят из Одессы, оказавшиеся в Москве, сняли какой-то дом в Немчиновке, Подмосковье, сидят в нём два месяца и занимаются, казалось бы, бессмысленным занятием — клеют эту таблицу Менделеева. Для меня лично, это подтверждение того, что это не перфоманс, но в работе сильно присутствует момент перформативности.
Следующий пример перформативности — это папка «Увижу», которую делали в Одессе, в 1983-м году. Тексты писал Леонид Войцехов, а иллюстрации к ним делал Сергей Ануфриев. Эти фразы абсурдного плана, начинались с «увижу» и дальше идет безумство касательно того, что можно придумать к «увижу» и иллюстрации Сергея Ануфриева. В какой-то момент уже начали появляться какие-то комментарии сбоку, фразы, которые написал Войцехов к рисункам Ануфриева. Создание этой работы было действительно перфомансом, хотя это всего лишь серия графических листов. Я считаю, что это великая и главная работа, сделанная в рамках одесского концептуализма.
Если говорить об одесском перформансе или одесской перформативности, то это момент некой неуверенности в себе, недовыраженности. С одной стороны — это ощущение своей провинциальности, что там мы, просто Одесса, а есть Москва, Нью-Йорк. С другой стороны — наш дилетантизм, потому что кто мы в общем-то такие и какие из нас художники. Большая часть людей из нашей компании не имела никакого художественного образования и какие мы там художники, если мы толком рисовать не умеем. Чувство ненайдености самих себя, неуверенности в себе — очень важные для нас вещи, некая неврастения в поисках собственной идентичности (исторической, художественной, топографической).
Серьезных и настоящих ответов на эти вопросы у нас не было, тогда мы придумали «кривляния». Один из примеров таких «кривляний» — конец 1982-го года, мы с Игорем Чацкиным решили сделать перфоманс, и придумали группу «ИЮ» (Игорь-Юрий). Один и наших первых перфомансов — «Русская идиллия», который состоял из трех частей; фото второй и третьей части почти утеряны. Вторая часть перформанса — мы танцевали друг напротив друга вприсядку; а в третьей — танцевали спиной друг к другу еврейский танец. И все это называлось «Русская идиллия».
Если говорить о таких перформансах, как наша поэзия, то это была имитация поэзии, как живопись была имитацией живописи, так и перфоманс — он был отчасти и имитацией перфоманса, имитацией того великого, настоящего перфоманса, который творится в Москве, Лондоне, Америке.
Один из первых объектов группы «Перцы», фотографии которого, к сожалению, не сохранились, была обычная школьная линейка, 20 см, деревянная, искусанная, а к ней была приклеена папироса (не косяк, а именно папироса). Под папиросой надпись: «Когда вы не смотрите на нее, то эта папироса движется. Но она останавливается, как только вы просите кого-то на неё взглянуть». Цитата приблизительная, но суть была именно в этом: объект, в котором присутствует перформативность, есть действие, чудо, которое то ли совершается, то ли не совершается.
Я бы хотел отметить особую роль Леонида Войцехова. Когда-то я написал о нем текст: «Главное для Лёни — это произведение искусства, как речевого акта, а не осуществляемые проекты».
Что такое украинский трансавангард? Это, как итальянский, только чуть витальное. Что такое одесский концептуализм? Это, как московский, только с одесским юмором. Понятно, люди так говорят и их можно простить. Если серьезно, то никакого одесского концептуализма не было. Была группа людей, молодых художников, которых сильно вдохновляло то, что происходило в Москве. Вместо того, чтобы бесконечно говорить об одесском юморе, надо смотреть на то, что делал каждый из нас через полгода, после того, как были сделаны перформансы. Те работы после были действительно новаторскими.
Очень многие перформансы в Одессе создавались случайно. Мне кажется, это был 1985-й год, приехали из Москвы джазовые саксофонисты, Сергей Летов, я его тогда хорошо знал; он участвовал в акциях «Коллективных действий», которые там были и говорит мне: «Давай так, как в Москве, сделаем какой-то перфоманс, пригласим людей, я поиграю». Если бы я был сам, то сказал, что мне это неинтересно. Но я сказать так не мог, потому что главный и ответственный за одесский концептуализм был Сергей Ануфриев. Так мы с Чацкиным вспомнили про нашу идею — способы убийства флагом. Есть флаг, а вот им можно и убить, и задушить, и проколоть сердце, и посадить на кол и т.д. Потом мы связали всё с музыкой Летова, а в конце должен был ворваться Леонид Войцехов и флагом убивать саксофон Летова.
Самое лучшее и сладкое — это Леонид Войцехов. Он самый близкий к перфомативному началу.
Главным посылом моей презентации было то, что дело не в одесском концептуализме. Агентов этих практик гораздо правильнее было бы изучать по отдельности, а не сливать в какой-то юморной, одесский стиль. Надеюсь, что меня пригласят сюда или куда-то еще прочесть лекцию не об одесском перформансе и концептуализме, а отдельно о творчестве Леонида Войцехова, Сергея Ануфриева, Игоря Чацкина и т.д. — это станет более адекватной целью программы.
Якщо ви знайшли помилку, будь ласка, виділіть фрагмент тексту та натисніть Ctrl+Enter.
Повідомити про помилку
Текст, який буде надіслано нашим редакторам: