В киевской галерее The Naked Room прошла выставка одного из главных художников сегодняшней Украины — Павла Макова. В нее вошли редкие работы 1980-х и два произведения, созданных специально для выставки.

Женщина держит за руку ребенка — маленький завиток; они видят что сейчас начнется гроза — большие спирали. Это детали на одной из ранних работ Павла Макова, которую можно увидеть в The Naked Room рядом с совсем новыми работами созданными специально для выставки «Бездна».

Даже для тех, кто давно следит за творчеством Макова, узнать в этом кинематографическом сюжете его авторство будет не просто. Тут есть цвета, пусть и тусклые: синий, алый, коричневый. Есть фигуры людей и небрежность рисунка — все то, что не привыкли ассоциировать с Маковым.

Ребенок на рисунке с любопытством смотрит на огромные темные тучи, а женщина — на него, торопливо уводя подальше от стихии. Выдуманный или нет, этот момент почему-то заинтересовал художника, хотя композиция сложилась не сразу — сверху осталось четыре ее наброска, а справа — схема резко уходящей вдаль по фасадам домов перспективы. Все остальное — наспех. Пары грубых штрихов достаточно для того, чтобы изобразить поворот головы женщины и ее длинные волосы. Резкие удары пером — дождь, ветер, птицы, и они же — окна домов вдалеке. Здания — охра, гроза — кобальт.

Как будто это зарисовка истории, которую легко можно домыслить и развить, может даже вспомнить из своей жизни. В этом ключевое сходство всех работ на выставке, а не только в неизменном соединении темы города и природы, от которого ответвлялись серии работ разных годов и с разной эстетикой.

«Без названия» 1988-го года и похожие на нее работы, несмотря на размашистость, точны: к фонарям на улицах тянутся кабеля, на фасадах зданий видны пилястры, на крышах — антенны. Даже очевидное буйство и эскизность не лишены мастерских деталей, которыми обычно так богаты офорты Макова — предметы на подоконниках, персонажи в окнах и все эти ребусы, курьезы и случайности. В аскетичной «Комнате девочек» (1983), например, можно разглядеть дверную ручку, хотя изображение по сути состоит из постоянного пересечения штрихов. Их частота и только создает свет и тень, предметы и текстуры, поверхность или пустоту. Разная плотность штриховки сама собой образует тон, и этого достаточно, чтобы создать пространство и выявить в нем детали, насколько угодно мелкие.

Контраст — одна из ключевых характеристик для графики, главного медиума в творчестве Макова, и вся экспозиция в The Naked Room оказалась построенной на контрастах. Напротив стены с самым большим количеством работ расположена всего одна, самая маленькая. Напротив цветных работ — монохромные, напротив ранних — созданные несколько месяцев назад. Все небольшое пространство галереи заполнено напряжением, возникающим благодаря постоянному противопоставлению — поводу для сравнения.

Большинство произведений выставки скорее о бесхитростной городской жизни — цветы на подоконнике, пустые комнаты, невзрачные улицы. Исключением становится городская аномалия и единственное в черно-белом мире «Ночи» (2019), у чего есть цвет, — алоэ разросшееся до гигантских размеров.

В бархатистой и мягкой прорисовке колючего растения есть детское ощущение чуда, воспоминание о сказочных иллюстрациях и шорохе цветных карандашей, о чем то несерьёзном и безопасном. Может, и весь этот город вырос из земли в огромном горшке с алоэ?

Линии и штрихи на небе следуют за тем, как в пустом пространстве постепенно разливается сияние вокруг луны и листьев растения. Если подойти к художественной работе в поисках пророчеств и ответов, то иррациональная сущность изображенного неминуемо будет намекать на присутствие особого смысла — явления, которое может быть зашифровано в образе. Но стоит ли ждать от искусства предзнаменований?

Растение — главная доминанта и вертикаль композиции, накреняющая изображение в сторону символического — пусть на уровне простых аналогий с деревом мира, «Звездной ночью» Ван Гога или даже с офортом раннего периода Макова на соседней стене с изображением дерева («Без названия», 1987), странным образом напоминающего это алоэ.

Не нужно сильно присматриваться, чтобы заметить на листе следы от краев пластин, с которых печатались детали изображения и которые напоминают топографическую разметку города или план инженерных коммуникаций. Среда этого воображаемого города сформирована в равной степени человеком и природой, почти так как и на работе «Утро» (1980) с ветками-трубами, где уже не отличить природное от антропогенного. Впрочем, что может быть более родным для человека, чем то, что он создает сам? Что из созданного может быть грандиозней, чем город, в своей совокупности технологий, видов взаимодействий и непрерывной экспансии?

Даже сейчас большая часть населения земли живет в городах, а всего через десять лет вероятно каждый третий человек будет горожанином. Чтобы удовлетворить спрос на городское жилье, например, в Индии нужно строить по городу, равному площади Киева ежегодно вплоть до 2030-го года. Факт, который больше похож на утопию и фантастику, как, в общем-то, и работы Макова.

Может потому антонимичная пара интерьер/экстерьер проявляется не явно: так или иначе, на листах почти всегда изображено пространство города — личное, коллективное, воображаемое, но неизменно более природное для человека, чем сама природа.

Еще одна из характеристик, традиционных для графики, как медиума — ее демократичность, доступность другими словами. Работ Макова нет в постоянных экспозициях музеев Украины, как и большинства современных украинских художников. Однако, помимо временных выставок, их можно встретить в киевских кафе, интерьерах офисов — в пространствах города, где они не больше, чем фон жизни, где нет повода заискивать перед искусством, совершать усилие, чтобы разглядеть оригинал или отвлекаться от реальности.

Города и искусство — признаки цивилизации, и на примере того, каким город у Макова изображен на работах 1980-х годов, какие концепции понимания и практики технологий, городской жизни и взаимодействия с окружающей средой были тогда и как преобразились сейчас, можно осознать путь изменений. И если, вглядываясь в ранние рисунки и офорты на выставке, находишь все больше общего, то контраст между «тогда», «сейчас» и «вот-вот» оказывается все более разительным.

Офорт кажется удручающе сложным занятием для одного человека во времена, когда создавать изображение просто, как никогда прежде — стоит только дотронуться до экрана. В то же время никогда еще не нужно было так много людей, чтобы сконструировать и собрать девайсы, разработать для них приложения, предоставить доступ к сети чтобы сложные процессы становились легкими и интуитивными.

Сложность и технологичность не-цифровой графики, которая более или менее соответствовала другим видам художественной или ремесленнической практики во времена ее появления или совершенствования, сейчас никак не соизмерима с тем количеством задействованных ресурсов, необходимых, чтобы совершить любую манипуляцию с изображением цифровым. Если думать об инфраструктуре, которая обеспечивает простоту и комфорт нашей повседневной жизни, печать изображения с пластины под прессом оказывается тем немногим, что человек способен сделать сам от начала и до конца, понимая технологическую сторону процесса практически досконально.

Упомянув выше девайсы, сети и приложения, я понимаю, что эти слова уже устаревают и окажутся такими же неуклюжими как «портативный персональный компьютер» или «мультимедиа проигрыватель». Офорт же со своей 500-летней историей без каких либо противоречий остается естественным в речи со своими растворами, резцами, пластинами и продолжает пребывать в поле современного искусства.