Сергей Попов — художник, который сегодня преимущественно известен своими практиками в области беспредметного искусства. Попов был участником художественной группы «Alliance 22», участвовал во многих её выставках, в частности лабораторных, проходивших в музее Михаила Булгакова в Киеве. Является сооснователем вместе с Тиберием Сильваши, Бадри Губианури и Еленой Домбровской художественного объединения Kyiv Non Objective (KNO) — международной платформы для диалога и популяризации различных практик и концептов в области беспредметного искусства. 

Путь Попова к беспредметному любопытен. Он шёл не от формального поиска и разработки художественного языка, а от осознания того, что все понимание и ощущение о мире можно выразить через «понятия», которые художник облекает в схематическую форму, редуцируя и абстрагируя окружающую нас действительность. Не случайно, что один из «Альянсов» был проведен в диалоге Попова со «схематиком» Валерием Ламахом, который передавал ощущение от мира и его понимание посредством знака.

Свой творческий путь Попов начал в области социальной фотографии, был участником художественной группы SOSka, квартирных выставок в Харькове середины нулевых. Однако самые важные свои работы, в которых наметился переход от социального к конвертации этого социального в «художественную схему», были сделаны в родном городе художника Комсомольске (ныне — Горишние Плавни) Полтавской области. 

Мы поговорили с художником о технической среде, её влиянии, Харькове, раннем этапе становления и переходу к «понятийному» периоду. 

Один харьковский художник мне как-то сказал, что я наивно мыслю, говоря о том, что в Харькове все художники из «технической интеллигенции». Действительно, если говорить о художниках, которые формировались в 60-е—80-е, то в большей степени это инженеры, экономисты и т.д. В поколении нулевых — практически все закончили Харьковскую академию дизайна и искусств. Ты учился в очень важном и известном не только в Харькове техническом ВУЗе — Харьковском авиационном институте (ХАИ). Застал ли ты какой-то особый флер той среды? 

Я застал, наверное, самую последнюю эту волну, остаточные явления. В Харькове во многом техническая среда и была той средой, проводником, где творчество жило, среди людей-энтузиастов. В ХАИ все поступают по большей части от энтузиазма. Занимаются космическими или авиационными направлениями. Там изучают серьезные дисциплины — математику, физику и др. Прекраснейшие преподаватели, которые завораживающе, настолько красиво подавали сложные прикладные разделы математики. Многих это вдохновляло. Атмосфера романтики безусловно присутствовала. Меня там тоже в какой-то момент начала перебарывать та сторона, которая хочет творческого развития. Не только как художника…

Ты себя таковым ощущал? 

Тогда я не думал быть художником в принципе. Заниматься чем-то творческим было важно по ощущениям. Нас учили как инженеров-проектировщиков, которые могут работать в любой отрасли человеческой деятельности. Где-то на 4-м курсе, гуляя по Харькову, я попал на «фотобалку» — фоторынок, и тогда у меня проявились детские воспоминания и впечатления от фотографии. Я в детстве тоже фотографировал, проявлял, самостоятельно занимался черно-белой фотографией. В возрасте 6 лет мне купили маленький фотоаппарат, увеличитель, лоточки. Пару раз не получилось, потом научился — по инструкции. А в 2000-м «Зенит» можно купить за копейки. Покупаю и начинаю фотографировать на пленку.

А что ты тогда снимал? 

Первая пленка — я поехал в центр города и заходил во дворы, на кадрах: бабушка, показывающая мне фигу, бомж возле мусорного бака в центре Харькова. В основном это были люди на улице. Для меня это было необычно, нужно было найти сюжет, скорее увидеть и успеть зафиксировать.

И ты, конечно, не слышал про «Историю болезни» Михайлова? 

Вообще ничего не знал о нем! Даже не представлял, что это может быть частью искусства. Для меня тогда было интуитивно интересно такие моменты фиксировать. В этом было что-то социально значимое, мне это было важно, как документ. Но не на уровне понимания или какого-то осознания. Я приехал из маленького провинциального города, где жизнь была не столь социально контрастной. Смена социума, после которой видишь разные уровни жизни у людей, — вот этот момент меня цеплял. Это не было задумано как фотосерия или проект. Надо было «взять» это в кадр. В этот же период я начал посещать фотокружок во Дворце пионеров, где довольно-таки длительный период занимался фотографией. Руководителем кружка был Олег Шишков, он очень важный и уникальный фотограф в Харькове. У него преподавательский талант. Его заслуга в том, что он «поднял» многие поколения подростков, которые интересовались фотографией. Фотокружок был важным явлением, он объединял. Все можно было делать! Лаборатория, в которой мы делали свои проявители, экспериментировали в печати фотографий. И когда мне в ХАИ предложили ехать в Киев на завод Антонова защищать диплом, я отказался, потому что у меня был фотокружок. На тот момент для меня это было немыслимо оторваться от того коллектива, который бытовал в фотокружке: Антон Буркун, Саша Маслов, Виталик Овсянников, Вика Журавлева, Вадим Смарченко и многие другие.

А когда уже стало вырисовываться фотограф как художник, фотография как искусство?

Я думал идти работать в газету, но мне посоветовали пойти ассистентом фотографа. Это был фотограф Андрей Авдеенко.

Это какой год? 

2001-й.

Тогда как раз существовала галерея «Палитра»?

Да, галерея «Палитра» еще существовала, Андрей был ее куратором и я помогал ему монтировать выставки. Но, помимо этого, у него большой архив: все выставки «Палитры», работы харьковских фотографов, много книг, каталогов, и, конечно, Михайлов. И тут оказалось, что все, что меня интересовало, уже кем-то сделано. И это — искусство. Тогда я начал понимать, что фотография может быть искусством, а фотограф — художником. Андрей помог организовать встречу молодых художников с Михайловым, на которой я познакомился с Николаем Ридным, Анной Кривенцовой и Беллой Логачёвой.

Летом 2005-го я переехал в Киев. На жизнь зарабатывал в фотостудиях и журналах. В Киеве я прожил три года. В основном ходил по городу и снимал улицы и пьяных. Ходил с Рыбальского (острова — прим. авт.), где жил в общежитии «Ленинской кузни», на Глубочицкую через все «валы», на которых всегда можно было увидеть напившихся в сон людей…

Чем этот сюжет так привлекателен?

Это присуще моей личности. Меня влечёт туда, где нужно решать проблему. Культурные феномены на улицах имеют свою впечатлительность, свой заряд, отрицательный или положительный. Я больше реагирую на отрицательные моменты по своей натуре и по моему тяготению к социологии, обществу. Это всегда было моим базисом… Потом, в 2008-м, начался кризис, и я решил пожить дома, и дальнейшие 5 лет провел в Комсомольске.

То есть все свои известные работы, скажем как «Событие» (2011), «Власть» (2010), которые ассоциируются с политическим давлением, ощущением социальной тяжести, они все были сделаны в Комсомольске? 

Да, я все эти работы сделал в Комсомольске. Каждый день жизни просыпаешься в провинциальном городе… В покое… И работаешь. Для меня это было своеобразной резиденцией. Я искал для себя новые возможности выражать то, что меня интересовало, то, что было важным для меня как для художника. Именно тогда я начал делать работы на холсте. Проблемная область осталась прежней, поменялся медиум. Каждый медиум обладает своими возможностями, качествами. Мне всегда хотелось взять кисть и что-то нарисовать.

В ранних работах ты работаешь с текстом, собственно, с идеей понятий, которые ты потом стал разрабатывать. И концептуально, и визуально эти работы, ну, например, «Власть. Система. Религия» отсылают к Эрику Булатову…

Да, несомненно было влияние Московского концептуализма. Я не помню, как именно появилась идея сделать «Черные понятия» (black concept), 2010. Выбрал несколько ключевых понятий и искал способ их визуализации. Я не стал формировать высказывание с ними. Решением стало изобразить «черное» понятие черными буквами на черном фоне. Это просто, но было важным для меня. Работы были показаны в Киеве и в Москве.

До «Черных понятий» я сделал серию из двух работ «Числа» или «Числовые манипуляции». Это были первые работы на холсте, сделанные в рамках резиденции в Шаргороде в 2008-м. Идея сделать «Числа» пришла во время резиденции. Включив телевизор и слушая статистику новостей, состоящую из … столько-то миллионов туда, столько-то миллиардов туда… По сути, вся информация — это о количестве чего-либо. Это должно было внушать уверенность и спокойствие у гражданина-зрителя, но насколько это реальные числа? Зачем манипулировать сознанием обывателя, жонглируя миллиардами и миллионами? Мне захотелось сделать красочную работу, используя много цветов, контуры стрелок, как элемент инфографики, и числа. Получилась яркая работа.

В тот период мне больше хотелось реагировать на политическую сферу. Было понимание того, что политическое благополучие не достигнуто и могут быть проблемы в недалеком будущем. В следующем году, после резиденции, я побывал в Питере и Москве. Во время поездки пришла идея сделать фотосерию на Красной площади в Москве.

Как недавно сказал во время своей лекции в PinchukArtCentre Сергей Братков, «любой постсоветский художник должен отметиться на Красной площади, тогда он художник». 

Да… Для меня Красная площадь — тоже символическое место, но для себя я воспринимал её больше как средство манипуляции массами. Пропаганда проправительственных партий и молодежных движений была очень интенсивной в те годы. Мне это напоминало время советских «первомаев», это настораживало. В Питере я захватил с собой солдатиков и другие фигурки у своих племянниц. Фотографируя ковбоев и индейцев на фоне Кремля, мне пришло понимание того, что это место — ранчо. Ранчо белого медведя. Белый медведь был символом проправительственной партии, но для меня это было больше символом агрессии.

Ну, собственно, об агрессии и «Власть». 

Изначально рабочим названием проекта было «Теория власти». Я хотел изобразить агрессивность власти, а для меня ее проявление — это, прежде всего, момент столкновения, в котором возникают оппозиционные стороны и физическое насилие. Одна из этих сторон имеет право использовать предметы для подавления оппозиции. Таких предметов много, но символически примечательным есть полицейская дубинка. Мне захотелось посмотреть, как выглядит трассировка удара дубинкой. Я сделал серию фотографий, на которых я как бы наношу удар дубинкой. После того, как я «склеил» все фотографии, я увидел, что это очень символично отображает агрессивную сущность власти. Зеркальное отображение этого движения привнесло еще больше символизма.

Здесь уже у тебя появляется «геральдика».

Да, получился своеобразный герб власти. Кто-то видит крылья, рога, контур головы орла, не сразу замечают, что нарисованы дубинки. Для меня же главным смыслом есть то, что и слева и справа ты всегда будешь под ударом власти.

Мне кажется, что важной была работа «Событие». Конечно, мне очень удивительно, что она была создана в спокойной атмосфере Комсомольска. Здесь уже наблюдения от действительности трансформированы в лаконичный абстрактный компактный наполненный образ. 

После «Черных понятий» и «Власти» я понял, что нужно выбирать одно понятие и работать с ним. Например, как получилось с «Властью», — я под это понятие разработал визуальный концепт. Мне понравилось, как я решил эту «Власть». Следующее я выбрал «событие». Изначально определил для себя, что символом «события» должен быть взрыв. Вселенная, возможно, появилась в результате «большого взрыва», тогда это первое событие. Современная жизнь — это уже не столько реальные события, происходящие с тобой, а сплошная череда информационных событий. С такими «установками» я приступил к работе. Долго ничего не получалось, работал над эскизами каждый день зимой 2010–2011. Очень устал. Решения не было. Отложил задачу в сторону. Потом, через пару месяцев, в воображении картинка: взрыв на линии горизонта. Я сразу «в блокнот» и расписал серию возможных композиций. Было множество вариантов, но для работы (картины) я выбрал три. Первая картина — прямая линия — нет события; вторая — линия и взрыв посередине — событие; третья — это тот же взрыв, но заключенный в прямоугольник. Почему в прямоугольник? Ведь логично было бы сделать третью картину так же, как и первую, – с прямой линией, тогда весь триптих выглядел бы лаконичнее. Для меня тогда было важно сделать не картину художника, а силлогизм философа: если есть горизонт, и на горизонте происходит событие, оно попадает в медиа — в телевизор, в смартфон, в книгу… Все они имеют прямоугольную форму. Прямоугольник — символ всех медиа. Именно поэтому я заключил событие в прямоугольник.

Через год представилась возможность показать триптих на выставке «Система координат» (выставка «Система координат», кураторы: Алина Клейтман, Ульяна Быченкова, «ЕрмиловЦентр», Харьков, 2013 — прим. авт.). Это была одна из значимых выставок в Харькове. Художники из Харькова, Киева и Москвы представили свои работы. Особого интереса вокруг работы не возникло, как и понимания. Но через два года, после событий на Майдане, работа была представлена на выставке в Киеве (выставка And Now? The Power of Art, галерея «Лавра», Киев, 2014 — прим. авт.), и мне уже не нужно было что-либо объяснять. Всем было понятно, о чем эта работа.

С этой работой во мне закрепился метод: нужно выбирать понятие, и для него разрабатывать визуальный концепт. Также мне понравилась простота исполнения — линия и цвет. Картина выглядела очень «бедно», но смыслов в ней было множество. В дальнейшем я решил это сделать ограничением для себя — использовать только линию и цвет. В это же время я также начал использовать и серую градиентную заливку для визуальных построений. Мне нравился серый цвет и градиент. Возможно, потому что занимался черчением в техникуме, мне нравилось чертить на белом ватмане, вот, собственно, это и есть мое художественное образование. Первой работой с градиентом стал триптих «Горизонт». Визуально это было изображением вертикальных жалюзи, которые закрывают собой вид на реалистический горизонт и становятся символом нового горизонта. Человек закрывает вид на природу, на реальность… и создает «вторую природу».

Получается, что ты занимаешься трансляцией реальной жизни через моделирование своих объектов, градиентов и т.д. 

Да. Установленные принципы и ограничения в выборе средств изображения помогли мне создать модули, через которые я «пропускаю» идеи, понятия, события реальности или то, что является важным, и пытаюсь сконструировать их образы, но уже редуцированные, а не реалистические.

Когда я встретился с Борисом и Витой (Борис Михайлов, Вита Михайлова), показывал свои работы, они отметили, что, по сути, я занимаюсь трансляцией эстетики инженерии советских времен. Для них концептуально это было близко к тому явлению, тому периоду, социуму. В 1960-е–70-е был научный и промышленный подъем: космос, полёты, новые дизайны. В обществе перед застойными годами был всплеск энтузиазма. Наука тогда больше поддерживалась и развивалась. Я застал учеников тех людей, учившись в университете. Это потрясающие люди. В них есть воображение, энтузиазм и эвристичность. Во всем лежала концепция реальных вещей. И я начинал не с абстракции, а слова, а потом — объекты, линия… 

То есть происходит конвертация понятий. 

Да, конвертация понятий, явлений, идей в визуальные образы. Это редуцирование, абстрагирование. Максимально приближаешься к чистоте самих идей.

Расскажи о выставке в Малой галерее Арсенала «Слои. Инструкции. Множества». Мне кажется, что она была такой этапной для тебя в нащупывании и утверждении уже собственной методологии.

Я начинал работать над выставкой с идеей чисел, хотел как-то развить тему. Потом в итоге я решил говорить о капитализме. К этому меня подтолкнула идея склада с его бесчисленным количеством предметов. Начал гуглить картинки и наткнулся на фотографии складов Amazon, посмотрел видео. Был поражен масштабами. Ко мне пришло понимание того, что склад Amazon — это музей современной технологии, современной глобальной культуры потребления. Amazon работает на весь мир. Все современные товары хранятся на складе. Это, по сути, огромная «живая» инсталляция и при этом постоянно трансформирующийся музей. Если этот склад «заморозить», то это будет музей данной эпохи. Если все распаковать и сделать экспозицию, то будет вам современный Лувр!

Таким образом, был выбран объект, соотносящийся с капитализмом. Нужно было его проанализировать и выделить основные понятия. Я рассматривал картинки, смотрел видео и выделил три основных понятия, которые лежат в сути любого склада, его структуры и функции. Если посмотреть на склад, то это полки — слои. Люди или роботы, следуя инструкциям, перемещают множество товаров. Слои, инструкции, множества — эти понятия я выбрал как ключевые. Но больше того, на этих понятиях можно основать свое видение мира, свою философию. Весь мир, любые системы — химические, физические, социальные, — можно рассматривать сквозь эти три понятия.

Как произошло «срастание» с «кругом» Сильваши? Интересно, что выход к беспредметному у тебя произошел через научную оптику, а у них — это все-таки последовательная трансформация художественного языка. 

Мы познакомились на открытии моей выставки в Малой галерее. Я отправил Тиберию приглашение на Фейсбуке. Я еще подумал тогда, было бы здорово, если бы Сильваши пришел. Мне казалось, что ему было бы интересно посмотреть, и что он смог бы понять и оценить выставку. И он пришел.

Мы недолго общались, я рассказал о выставке, и он понял, о чем проект и почему он так был реализован. В этот же вечер он пригласим меня на открытие «альянса», которое было на следующий день. Ничего ранее об этой художественной инициативе я не слышал. Пошел из любопытства.

В «альянсе» мне понравились разговоры и посиделки на веранде. Музей Булгакова имеет особую атмосферу, там всегда легко и уютно. Мне не хватало таких интересных людей и размышлений. Мне предложили сделать выставку, а после присоединиться к группе. Работа художественной группы «Альянс 22» уникальна. Была создана лаборатория, которая работала как междисциплинарная платформа. Художники из разных областей искусства, искусствоведы, кураторы, музыканты и философы совместно создавали выставочные проекты в соответствии с исследовательской программой «альянса». Участие в лаборатории мне помогло развить свой метод и визуальный язык. Каждая персональная выставка в «альянсе» была для меня испытанием.

Если вернуться к твоей практике, сейчас ты нашел собственную методологию и определенную узнаваемую художественную форму. Нет страха, что можно стать заложником этой формы и до конца жизни ее эксплуатировать? 

Очень легко можно стать заложником и начать рисовать «ковры»! Но ковер я когда-нибудь нарисую, думаю, это будет красиво, если разбить плоскость на квадраты по сантиметру и каждый залить градиентом. Это будет красивая геометрия, но также и вызов — это будет тяжело сделать физически. Я не «станок», но запустить «станок» можно всегда, легко и просто.

Есть метод и ограничения: должно быть понятие и его визуальное изображение, они должны соотноситься с друг с другом. Изображение должно быть минималистичным, легким, а понятие абстрактным. Тогда можно создать для зрителя такой опыт созерцания, который переместит его в ту область размышлений, где нет суеты повседневности. В этой области можно смотреть на мир, как он есть, как он устроен.

Текст: Тетяна Кочубінська

Світлина: Степан Назаров