Ярослав Солоп — художник, дослідник фотографії, практикує кураторську діяльність, працює з фотографією, колажем та графікою. Два роки тому разом із Мішею Букшею заснували видавництво BOOKSHA, у 2019 році спільно з Вікторією Бавикіною й Максимом Горбацьким організували виставки UPHA Made in Ukraine та UPHA in da Office. 

У вересні в Dymchuk Gallery пройшла персональна виставка Солопа «Уречевлення / Objectified», де були представлені дві графічні серії автора. Зустріч із художником відбулася в галереї, яку для нас відкрили у вихідний день. Ми проговорили декілька годин про особисте, художню творчість та культурно-мистецьку ситуацію в Україні.

На выставке в Dymchuk Gallery ты представил графику и коллажи, но я знаю тебя больше как фотографа. Что тебе ближе из этих медиа?

Мне до сих пор сложно определиться с художественными методами, которые могли бы стать основными в творчестве. Полученное образование, как мне казалось раньше, предполагало возможность использования живописи, графики, скульптуры и керамики, но на определенном этапе жизни фотография стала основным инструментом моей художественной практики.

О чем ты рассказываешь с помощью графики?

В случае с обсуждаемыми сериями, мне было комфортно использовать технику рисунка и коллажа, так как в процессе работы над проектами они помогли более четко передать воспоминания и характер персонажей. К примеру, в проекте «Обучение на дому» я делюсь историями о своем школьном периоде, отношениями с одноклассниками и учителями. Это не самые приятные воспоминания, а образность и переживания сложно передать фотографией. Серия «Обучение на дому» несет скорее терапевтический характер — работая над которой мне удалось закрыть множество внутренних вопросов.

Почему тебе было важно закрыть эти вопросы и артикулировать тему школьного обучения? 

С 1-го по 4-й класс я практически не ходил в школу — находился на лечении в московском онкодиспансере. Учителя во время приема зачетов не игнорировали сложившуюся ситуацию — многие из них занимались со мной на дому. Но нужно понимать, что во время моего отсутствия в школе, одноклассники сформировали, так сказать, определенную социальную модель отношений и для них я оставался посторонним человеком, со всеми вытекающими и травмирующими психику последствиями.

Расскажи как появились представленные на выставке серии.

Последние 10 лет я изучаю социальную память и мифотворчество, которые являются основой для множества религий и убеждений. Также мне интересны процессы современного производства, восприятия и потребления информации, в том числе тема самопрезентации в социальных сетях.

Давно известно, что люди, в связи со сложной организацией многоуровневых социальных отношений, играют определенные роли: роль детей своих родителей, друзей, любимых, сотрудников, а теперь и роли селф-мейд личностей. Думаю, что не являюсь исключением  — ряд событий, о которых говорится в проекте «Обучение на дому», также мифологизированны. Я не помню точно имена учителей и одноклассников, не уверен происходил тот или иной конкретный случай так, как мне удалось это запомнить и изобразить в работах.

Во втором проекте «Энциклопедия удивительных фактов», я продолжил размышлять на тему современного мифотворчества. Используя социальные сети и информацию в наиболее распространенных интернет-ресурсах я нарисовал серию работ, которая демонстрирует абсурдность предлагаемой в интернете информации. Сейчас цифровое пространство стало не только питательной средой для формирования мифов, но и предоставило доступ к гигантскому объему информации, которую физически невозможно усвоить. Поэтому, создатели контента в интернете предпочитают адаптировать информацию для более удобного и быстрого восприятия, чем неизбежно искажают факты, события и сведения о научных достижениях. Чтобы хоть как-то противостоять деформации реальности, современный человек вынужден тщательнее проверять потребляемую информацию, ведь сегодня миф чаще чем когда-либо служит средством распространения любого рода пропаганды и дезинформации.

Можно ли сказать, что ты работаешь с мифом в том значении, как его определяет Ролан Барт?

Думаю да, в экспликации к своим проектам я использую высказывания Барта из его сборника очерков «Мифологии», в которых он емко и блестяще анализирует массовую культуру.

Откуда взялось название выставки «Уречевлення / Objectified»? 

Рисунок и коллаж, использованные в проекте, способствовали приобретению моими мыслями физических очертаний. Простыми словами, это овеществление внутренних ощущений, которые обрели форму в пространстве.

Чувствуешь ли ты, что кто-то из одноклассников или учителей стал главным героем представленных на выставке работ?

Мне кажется, все же существует коллективное «мы» и, учитывая количество отзывов, которые озвучили посетители на открытии выставки, проект затронул огромное количество людей и каждый нашел своего «героя». Значит, подобные ощущения переживал не только я.

Я сейчас здесь, и меня это действительно трогает.

Честно говоря, я не думал, что работа с воспоминаниями выльется в выставку, тем более персональную, ведь я просто в свободное время шел на кухню, брал с собой сигареты и делал несколько рисунков.

Какое количество работ представлено на выставке и сколько времени заняла работа над сериями?

В серии «Обучение на дому» — 70 работ, в «Энциклопедия удивительных фактов» — 40, а вообще их около 300. На работу с сериями ушло меньше года.

А к живописи ты планируешь возвращаться?

Пока нет, но очень хочется. На данном этапе мне сложно переходить от маленького формата работ к большому.

Расскажи более подробно что ты имел ввиду когда говорил: «Моя фотография ведет диалог с современной философией, поднимает вопрос религии, психологии, социологии, политики». 

В проекте «Пластмассовая мифология» я работал с вопросами культуры потребления, процессами формирования современных ценностей, а также мифотворчества в украинском обществе до Революции Достоинства, во время революции и сразу после нее.

Серия работ и инсталляция «Холодная война», была вдохновлена перформативной практикой художницы из России, которая в течении 5 лет ходила в никабе по улицам. Со слов художницы, она чувствовала себя более свободной и защищенной: к ней никто не приставал, не пытался ущипнуть за интимные места, окружающие не могли знать бритые у нее ноги и подмышки или нет, есть ли у нее лишний вес или нет. Я ни в коем случае не оправдываю факт отсутствия выбора у женщин, которые вынуждены жить в странах радикального ислама. Более того «Холодная война» скорее о лишениях, а не свободе. Проект визуализирует высокую степень резистентности общества в желании понимать и принимать чужие культуры.

Можешь рассказать в какой семье ты вырос?

Я рос в семье преподавателей, именно эта среда меня сформировала. Близкие влияли на мой выбор и скорее это было похоже на противостояние. Искусство заняло важную часть моей жизни, но не сразу. Родственники видели во мне юриста или врача, но искусство победило — я закончил с отличием художественную школу и в дальнейшем получил хорошее художественное образование.

В какой момент ты понял, что будешь художником?

Это произошло не в детстве, не в юности и даже не во время учебы, а в достаточно зрелом возрасте. После окончания учебы случились голодные девяностые и в начале нулевых я уехал в Италию. Затем вернулся домой и ушел работать в большую сетевую компанию. В 2009 произошел экономический кризис, после чего пришлось уволить большое количество сотрудников, среди которых были мои друзья. Не то, чтобы меня такое положение дел сломало, но уволившись я захотел отстранится от системы корпоративной культуры. Тогда я не думал об искусстве, я думал о том, как поменять род деятельности и место жительства. Во время посещения PinchukArtCentre я узнал что есть вакансия в украинском представительстве издательства Taschen и пошел на собеседование…

Это был 2010 год?

Да, так опять в моей жизни появилось искусство. Я не сразу был принят на работу — работодателю показалось странным, что человек с таким резюме пришел заниматься книгами. Выбранная руководством кандидатка отказалась от должности, поэтому в конечном результате меня все же приняли. Таким образом появилась работа и люди, которые стали глотком свежего воздуха. В 2010 я начал опять пробовать заниматься живописью и графикой. Было очень сложно: это не сесть на велик и поехать как ни в чем не бывало спустя 10 лет. Со временем я увлекся «Харьковской школой фотографии», фотографией 80-х и в 2012 году принял решение поступить в Питерский ФотоДепартамент. В то время это было самое приличное учебное заведение, которое дистанционно давало хорошее образование. Я защитил работу на тему «Теория и практика современной фотографии» и начал работать с проектом «Пластмассовая мифология». Таким образом фотография стала своеобразным «костылем», который смягчил чувство утраты полученных художественных навыков. Спустя 9 лет я решил опять заняться графикой. Многие говорят, что в проектах «Обучение на дому» и «Энциклопедия удивительных фактов» мне удалось отлично стилизовать работы под детские рисунки, но нет — теперь я так рисую.

Ты обмолвился, что в PinchukArtCentre тебе повстречались люди, которые помогли «глотнуть свежий воздух». Кто они?

Ольга Тихонова, Александр Соловьев и, конечно же, Евгений Солонин, о вкладе которого в современное украинское искусство сейчас практически не вспоминают. Мне кажется, именно он сделал PinchukArtCentre таким, каким мы его видели в 2010–2011 годах.

В чем заключалось влияние окружения из арт-центра?

В 2012 году в PinchukArtCentre появилась «Кураторская платформа», куда входили Мария Ланько, Лизавета Герман, Катерина Радченко, Александр Михед и Татьяна Кочубинская. Знакомство с ребятами совпало с периодом, когда Андрей Пелюховский открыл на Подоле маленькую галерею «Квартира №57», где успели провести четыре выставки. Мы часто там встречались, разговаривая о совриске. Собственно эти дискуссии положили начало моему желанию не только заниматься искусством, но и изучать околокультурные явления, которые невозможно осознать в течение месяца, полугода, года или десятка лет. Контемпоральное искусство — это непрекращающийся процесс познания здесь и сейчас, только находясь в нем возможно полноценное погружение и понимание причин его формирования, которым должны сопутствовать осознанная легкость. Потому что нет ничего печальнее искусствоведа и художника, которые слишком серьезно относятся к продукту своей деятельности.

Ты определяешь себя как куратора?

Я начну себя определять куратором, когда сделаю 15-20 проектов, которые окажут влияние на формирование истории искусства. Я скорее иногда практикую кураторскую деятельность.

То есть ты определяешь себя как художник?

Я определяю себя как деятеля культуры.

Ты говорил, что у нас небольшое количество профессиональных кураторов и арт-критиков, но все же они есть. Кто эти люди?

Некоторые критические тексты, связанные с культурной средой, отлично получаются у Андрея Боборыкина.

Как тебе его статья о выставке Харьковской школы фотографии и Бориса Михайлова в PinchukArtCentre?

Я со многим согласен и несогласен, мне показался его взгляд на ситуацию в данном случае слегка поверхностным.

Он просто никак не аргументирует критику.

Если Андрей хотел сковырнуть вопрос институциональной критики арт-центра в нужном месте, ему нужно было поинтересоваться у кураторов выставки в первую очередь о причинах отсутствия совместных проектов представителей Харьковской школы фотографии с Борисом Михайловым. Ведь совместное творчество является одним из самых важных объединяющих факторов взаимодействия трех поколений художников, свидетельствующих о школе как таковой. Обратить внимание на то, что по итогу проходящие в арт-центре две выставки как будто-бы нарочно не выглядят взаимосвязанными, будто бы отрицают связь Михайлова с ХШФ.

Кроме Боборыкина, кого еще ты можешь выделить?

Уверен что не смогу перечислить всех, но блестяще о культуре пишут Костя Дорошенко, Таня Кочубинская, Надя Ковальчук, Алиса Ложкина, Юрий Лейдерман, Валерий Сахарук, Катя Яковленко, Дарья Бадьор, Галя Глеба, Олена Червоник. Олена пишет очень емко, целостно, аргументировано, с ней сложно поспорить. Хотя ее, как и многих интеллектуалов заносит, иногда не хватает сдержанности, как например в ситуации с Вовой Воротневым и Национальным художественным музеем Украины.

А как по твоему мнению обстоят дела у кураторов в Украине?

В Украине сложилась ситуация, которая не подразумевает возможности профессионального роста для кураторов. Хотелось бы выделить деятельность Александра Соловьева, Ксении Малых, Бориса Филоненко, Тани Кочубинской — у нее всегда получалось делать проекты, которые резонировали с важными для украинской культуры вопросами.

В начале интервью мы говорили об искусстве и ты сказал, что важно не только то как художник занимается искусством, а как реагирует на события в современном мире. Из украинских художников, кого бы ты выделил? Кто хорошо справляется с этой задачей?

Владу Ралко. Так безапелляционно и емко о войне и собственных переживаниях в связи с событиями, которые происходят в Украине, не говорил ни один художник. Ее работы одновременно очень сложные и понятные. Считаю важным, когда художник может сказать о личном, контекстуальном без экспликаций и многостраничных текстов — это фантастическое умение. Не все могут общаться на визуальном языке глобально таким образом, чтобы смысл работы был понятен в любой стране мира. У Влады это очень хорошо получается.

Стас Волязловский и его философия шансон-арта. В свое время меня удивил проект Вовы Воротнева «ЗА/СХІД». Оля Гайдаш, Катя Либкинд, Алина Клейтман, «Відкрита группа», Никита Кадан, хотя он слишком серьезно относится к тому, что делает. Аня Звягинцева, ее последние проекты невероятно тонкие. Сергей Братков — самый яркий представитель акционизма.

Что ты думаешь по поводу MOKSOP (Музей Харківської школи фотографії — ред.) и UPI?

Я приветствую любые культурные инициативы, даже если они изначально могут казаться никому ненужной затеей. В MOKSOP небольшая, но мощная команда и сотрудники музея, вне всяких сомнений, делают важный вклад в историю украинского искусства исследуя Харьковскую школу фотографии. Многие представители культурно-исследовательской среды обеспокоены тем, что молодые сотрудники институции своей деятельностью могут исказить понимание ХШФ. У меня на это всегда один ответ — создавайте свои музеи, собирайте материалы, ищите специалистов и финансирование, изучайте, описывайте, презентуйте ваши исследования так, как считаете нужным. Касательно UPI — хорошая идея с объединением молодых фотографов, коллективная деятельность всегда эффективна.

Хочу задать тебе вопрос, который ты задал в интервью Ане Звягинцевой — назови несколько причин, по которым стоит заниматься современным искусством?

Существует множество вариантов коммуникации с миром и визуальный язык один из них. Я не журналист, не поэт, не писатель, не лидер мнений, поэтому кроме вербальной формы общения с окружающими использую художественную. В целом, контемпорариальным искусством настолько же важно заниматься, как и любым направлением в культуре и науке. Это неотъемлемая часть человеческой жизнедеятельности, которая создает новые смыслы и отвечает на современные вызовы. По этому поводу достаточно точно высказался Гройс: «Искусство может захватить воображение и изменить человеческое сознание. Если сознание людей изменится, то эти измененные люди смогут изменить и мир, в котором живут. Искусство понимается как некий язык, позволяющий художнику отправить послание, которое, как предполагается, проникнет в умы получателей, изменит их взгляды, их установки, их этику. Это понимание искусства, аналогичное нашему пониманию религии и ее воздействия на мир».